Мсье Гурджиев

«Прежде всего, подчеркну, пишет доктор Янг, что всякое оккультное учение располагает собственной методикой психологического воздействия на личность. Любая школа эзотерики, достойная сего имени, преследует цель углубить или расширить человеческое сознание, тем самым, способствуя развитию личности. Очевидно, что таковой цели не достигнуть только лишь усвоением философской доктрины, которую исповедует данная школа. Очевидно, что в подобном случае тренировка и закалка воли много полезней, чем тренировка и закалка интеллекта. Без такого рода закалки, сами по себе идеи, сколь бы ни были они прекрасны или заманчивы, способны лишь сбить с толку. Не мне вам напоминать, что многих практика оккультизма привела к полному разрыву со здравым смыслом. А вылечить подобного оккультиста не проще, чем наркомана. Что ж, псевдооккультисты неизбывны, однако эти безумцы попросту заслоняют настоящий оккультизм. Мне кажется, что термин «оккультизм» в собственном смысле слова вскоре вообще уйдет из современного языка, слившись с понятием «современной психологии». Но это случится, когда мы поймем, что, то, на чем он базируется, то есть одновременное развитие воли и сознания, и есть поле, на котором произрастает современная психология, точнее, должна бы произрастать. В истинном оккультизме главную роль играет воля. В Учении Успенского Гурджиева на меня произвел наибольшее впечатление как раз примат укрепления воли с помощью особого рода работы.

Таким образом, я был не столь удовлетворен результатами своей лечебной практики, чтобы отмахнуться от какой бы то ни было теории воли или ее трактовки. В то время я полагал, что именно недооценка воли и делает нас неспособными вылечить невроз. С точки зрения Фрейда, невроз бегство от действительности, подмена разрешения реального конфликта его вытеснением. По мнению Адлера, причина образования психологического комплекса опять-таки неприятие каких-то сторон реальности. То есть в одном обе теории солидарны: причина невроза уклонение от столкновения с действительностью, бессилие справиться с жизненными коллизиями. Следовательно, задача психоаналитика состоит в том, чтобы вскрыть конфликт, от разрешения которого пациент бессознательно уклоняется, тем самым, вооружив его для борьбы с реальными трудностями. Подобный метод, как правило, превосходно помогает пациентам с навязчивыми идеями, в чем я имел возможность не единожды убедиться. Допустим, у больного навязчивая тяга к чистоте, он постоянно моется. Стоит ему объяснить причину навязчивости, он тут же с готовностью соглашается. Теперь он все понял, все знает. Но, увы, чтобы отказаться от постоянного мытья, требуется хотя бы некоторое усилие воли. А вот на это он обычно бывает неспособен. Следовательно, понять одно, а сделать совсем другое.

Недостаток воли, подчас бывает, связан с расстройством эндокринной системы, иногда врожденным, иногда благоприобретенным. К сожалению, нынешнее состояние эндокринологии не дает нам пока еще возможности вылечить эту болезнь. Значит, единственная возможность помочь пациенту преодолеть собственное безволие чисто психологическими средствами. Вот их-то я и пытался изыскать. Стоило мне только прочитать описание методики Успенского Гурджиева, которая потом была опробована в Фонтенбло, как у меня возникло чувство, что, возможно, это именно то, что я ищу.

Меня, конечно же, тревожили и противоречивость результатов лечения психоанализом, и нестойкость ремиссии. Все казалось зыбким, по крайней мере, по сравнению с такой точной областью медицины, как хирургия, которой мне пришлось всерьез заниматься в предвоенные годы и во время войны. Славословия бездарных подражателей только усиливали мои сомнения. Ведь данная публика к подлинному творчеству не способна, она привержена рутине. Впрочем, и мои великие собратья-психоаналитики были озабочены не столько лечением больных, сколько отстаиванием своих догм. А если уж для самых прославленных лечение отошло на второй план, то и я готов был опустить руки и повторять вслед за скептиками, перефразировавшими старую шутку («Операция прошла успешно, но больной умер»): «Психоанализ проведен, но больной повесился».

В ту пору я часто вспоминал случай, о котором рассказал мне Юнг. Как-то один из его пациентов похвалил своего предыдущего врача: «Разумеется, в моих снах он ничего не понял, но зато как старался!..»

Короче говоря, современная психология претендует на то, чтобы считаться наукой это смешно, не претендуя быть искусством, что ее обедняет. Немалую роль сыграло и то, что в ту пору я казался себе совсем стариком. Все это вместе и подвигло меня решиться на духовную авантюру. И я в нее пустился».

Таким образом, перед нами человек, решившийся на склоне лет отказаться от карьеры, от лечебной практики. Не испугавшись насмешек коллег, негодования своих многочисленных пациентов, он переселился к этим странным «лесным философам».