— Итак, — проговорил Рокамболь после короткого молчания. — На каких условиях ты хочешь предложить мне сделку?
— Они довольно значительны, — отвечал Цампа и при этом схватил револьвер, положенный Рокамболем на стол.
Рокамболь вздрогнул от испуга и хотел броситься на португальца, чтобы отнять оружие. Но Цампа направил на него дуло.
— Стойте же смирно или лучше сядьте, ибо в противном случае револьвер может выстрелить.
Рокамболь, пожав плечами, уселся в кресло.
— Итак, — проговорил Цампа, — мы заключим небольшое условие.
— Я слушаю.
— Во-первых, я хочу быть управителем в имениях Салландрера.
— Согласен.
— Благодарю. Теперь я должен вам сказать, что графине Артовой известно все, что известно мне.
— Мерзавец!
— То есть — от смерти дона Хозе до смерти де Шато-Мальи. Кроме того, я обещал все это рассказать девице Концепчьоне и передать ей письма, которые ты подписывал буквою К. и которые я передавал герцогу от ее имени.
— Как, они у тебя?
— Да, я взял их со стола покойного герцога. Рокамболь вздрогнул.
— Чтобы устранить все эти неприятности, — сказал Цампа, продолжая играть револьвером, — мы заключим с тобой письменное условие. Возьми чернила и перо и пиши, что я тебе продиктую.
Рокамболь повиновался. Цампа начал диктовать:
«Сего (поставьте число), находясь в Кадиксе, в гостинице „Три мага“, я объявил служителю сеньора Педро С. Цампе следующее:
«Я не маркиз Альберт-Фридерик-Оноре де Шамери. Я похитил бумаги настоящего маркиза. Настоящее мое имя Рокамболь».
Мнимый маркиз де Шамери вскочил со стула, раздавив перо на бумаге.
— Ты с ума сошел, — вскричал он, — если думаешь, что я напишу это.
— А если не напишете, — хладнокровно сказал португалец, — вы никогда не женитесь на Концепчьоне и пойдете на галеры.
Рокамболь побледнел, и у него сделалась нервная дрожь.
Затем он топнул ногой и, разгорячась, вскричал:
— Стало быть, тебе нужна моя голова, мерзавец!
— Фу, к чему она мне?
— Так зачем тебе этот смертный приговор?
— А вот, видите ли, в продолжение шести месяцев я верно служил вам, отчасти потому, что боялся вас, а отчасти и потому, что вы сулили мне большое вознаграждение, но вместо него вы отправили меня купаться в погреб.
— Это правда, — пробормотал Рокамболь.
— Итак, я требую этот лоскуток бумаги для того, чтобы это не повторилось.
— А что ты сделаешь с этой распиской?
— Я отнесу ее нотариусу и скажу ему, что это мое завещанье, что буду являться к нему каждый месяц. В случае, если я не явлюсь, он должен считать меня умершим и вскрыть конверт с завещанием. Вы понимаете?
— Да.
Несмотря на это объяснение, Рокамболь все еще не решался писать. Наконец он пристально посмотрел на Цампу.
— Если у тебя действительно только эта цель, то ты, в свою очередь, не откажешься дать мне тоже маленькую записочку следующего содержания:
«Меня зовут не Цампой, а Жуаном Альканта. Я португалец родом и приговорен к смертной казни за убийство».
— Ах, боже мой! — отвечал Цампа. — Если для вашего спокойствия нужно только это, — дайте перо, маркиз.
Цампа написал вышеприведенную записку и подписал ее: Жуан Альканта. Рокамболь, в свою очередь, сделал то же самое, и они обменялись смертными друг на друга приговорами.
— Ах, да! — проговорил вдруг Цампа. — Прочти же письмо дона Педро С.
Рокамболь развернул письмо и прочитал:
«Господин граф! Друзья генерала С. всегда доставят мне честь позволить быть им полезным. Теперь уже поздно, и я сам не могу явиться к вам, исполню это завтра, чтобы предложить вам мои услуги.
Ваш покорнейший слуга Педро С».
— Сеньор Педро С, — сказал Цампа, — прекрасный человек, он пригласит тебя обедать, и ты увидишь у него маркиза де Шамери.
— Молчи, кроме меня, не существует маркиза де Шамери.
— Это пока еще не правда, но завтра может сделаться правдой. Прощай!
Выйдя на улицу, Цампа вдруг погрузился в глубокое раздумье. Отойдя далеко от гостиницы, он сел на тумбу и начал рассуждать:
— Без сомнения, было бы очень приятно отомстить Рокамболю, но, однако, если бы нашлось средство вывести его из затруднения и сделать герцогом Салландрера, мое положение было бы недурно, благодаря записочке, которая лежит у меня в кармане. Но как спасти моего убийцу?.. Если графиня все еще ждет меня, если мы будем одни в лодке и поедем на виллу… черт возьми… можно все-таки утопить ее,
Цампа подошел к порту уже далеко за полночь и увидел удаляющуюся от берега лодку.
— Кто это уехал от берега? — спросил он у стоявшего здесь лодочника.
— Какая-то дама поехала кататься. Ее повез в своей лодке мой товарищ.
— Ах, черт возьми! — подумал Цампа. — Все мои планы рушатся. Эта дама — графиня; она поехала на виллу и взяла с собой портрет. Через час Концепчьона все узнает. Нет, я не хочу изменять графине Артовой.