— Спи, спи, сынок, — строго сказал Александр Кузьмич и даже толкнул сына под мешковину. Очень не хотел Александр Кузьмич, чтобы Ваня увидел кандальников, а именно их печальный звон разбудил мальчика. Боялся Александр Кузьмич, как бы это скорбное зрелище не травмировало чувствительную душу сына и тем самым не ухудшило его состояние.
Но Ваня уже понял, что звон — впереди, что их повозка догоняет его, и весь напрягся от недоумения и страха.
Наполовину по шоссе, наполовину — по обочине, уступая место пролеткам, впереди них двигалась большая толпа людей. С понурыми головами, серыми лицами, в помятых и грязных сермягах, они едва волочили ноги, закованные в кандалы. Толпа ползла в окружении солдат с ружьями.
Ваня понял, что это арестанты. Он уже слышал о них, и все-таки зрелище потрясло его.
Тихон притормозил было, оглядывая кандальников, но сразу два-три голоса из конвоя закричали на него:
— Пшел! Пшел!
И телега медленно поехала вдоль колонны. Ваня внимательно вглядывался в нее, выхватывая то одно, то другое щетинистое лицо.
Парень в черной шинелке с блестящими пуговицами натужно кашлял, щеки его пунцовели, остальная же часть лица была мертвецки бледной, а на губах алела кровь. Кашель мешал ему идти, юноша сбивался с шага, и стражник покрикивал на него.
Повозка Голышевых уже миновала это печальное шествие и оказалась возле двух подвод, ехавших впереди, как сзади случилась какая-то суматоха. Устрашающе зашумела охрана, и вдруг вырвался короткий отчаянный крик:
— Ой, сердешный!
Ваня оглянулся и увидел, что толпа подневольников смешалась: часть ее ушла вперед, а в середине что-то произошло, именно там шумели и вскрикивали. Задняя часть тоже остановилась, и арестанты, воспользовавшись этим, присели прямо в грязь на дороге.
Стража еще больше взволновалась, принялась бить сидящих прикладами, поднимая их. А из середины колонны конвоиры кого-то несли к подводам, грубо ухватив за руки и за ноги.
В самом начале суеты Тихон, невольно или специально, опять притормозил, а отъехали они от этапных телег шагов тридцать, и Ваня увидел теперь, что солдаты несут того самого бледного, кашлявшего молодого человека. Они бросили его на повозку, а парень так и остался лежать, как его кинули, не пошевельнувшись.
— Помер?! — вырвалось отчаянно у Вани.
— Может, только в беспамятстве, чахоточник, студент, — успокаивающе сказал Александр Кузьмич и ласково потрепал сына по плечу.
— Пшел! Пшел! — опять закричали охранники на Тихона, и Ваня, удаляясь, смотрел, как они брезгливо очищались от грязи, которой испачкались, таща к подводе студента, как арестанты подравнялись под окриками стражи и колонна медленно поползла дальше. Юноша на подводе по-прежнему не подавал признаков жизни, и никто ему не оказывал помощи. Звон затихал и вскоре умолк, а потом и темная гусеница кандальников, хорошо видная с взгорка, на который поднялась повозка Голышевых, скрылась за поворотом.
Рабочие металлографии Логинова, показывая провинциальному мальчику, как делается оттиск с металлической доски на бумагу, представить себе не могли, что предопределили его судьбу.
Насмотревшись на печатные заведения, Ваня дома принялся играть в металлографию с младшими сестренками — Фелицатой и Катеринкой.
Потихоньку от родителей он снял из божницы образ, натер его сажей с маслом и принялся оттискивать на бумагу. Перепачкался сам и измазал сажей все вокруг.
Сестренки так громко потешались над незадачливым печатником, что пришла с огорода Татьяна Ивановна проверить, что затеяли ее малыши. Она всплеснула руками, увидев сына:
— Ты зачем Чудотворца вымазал сажей, негодник?!
— А он картинки печатает, — пропищала четырехлетняя Катеринка.
Позвали отца. Александр Кузьмич, узнав, в чем дело, к удивлению мальчика, не устроил ему порку, а ласково взлохматил сыну макушку:
— Помощничек растет.
Но образа трогать запретил.
ГЛАВА 5 Холуйская ярмарка
Новое занятие Александра Кузьмича пришлось Ване по душе. Всю стенку над своим сундуком он увешал героями любимых и много раз слышанных от матери и старших сестер сказок. Эти картинки были как бы противовесом отцовскому Апокалипсису. Сильный, статный Бова Королевич побеждал Полкана. Могучий богатырь Еруслан Лазаревич убивал трехглавого змия. Надежду внушал поединок Францыля Венциана с персидским рыцарем Змееуланом. Но особенно нравилась Ване картинка «Мыши кота погребают». Посредине картинки лежал на санях со связанными лапами большой кот, а вокруг него, в несколько ярусов, шествовали мыши. Под картинкой было что-то написано, но читать Ваня еще не умел и просто подолгу рассматривал картинку.
Кот был жирный, усатый и большеглазый. Мыши — не пугливые, как в жизни, а какие-то горделивые и даже проказливые.
Ваня не вылезал теперь из отцовской лавки. Лавка-склад была рядом с домом, в специально построенном каменном сарайчике из красного кирпича, какие на Руси давно ставили для сохранени добра от пожаров.