Мстерский летописец

Тихонравов расспрашивал Александра Кузьмича, как идет торговля, можно ли ею прожить безбедно. Проговорил целый час. Иван Александрович стал приглашать Тихонравова к себе. И тут, хитро улыбаясь, Тихонравов сказал, что послан сюда губернатором, и вручил Ивану Александровичу уведомление о том, что «по всеподданнейшему докладу г. министра внутренних дел Государь император всемилостивейше пожаловал» его званием личного почетного гражданина.

«Не помню, в каком состоянии я тогда находился! — вспоминал Иван Александрович. — Как ребенок, со слезами бросился обнимать г. Тихонравова; жена моя залилась слезами; все знакомые порадовались моему счастью… Один только отец весьма сухо отнесся к радостной вести».

Вечером в Голышевке собралось застолье. Пришли поздравить Ивана Александровича родные и друзья, выпили за новоиспеченного почетного гражданина. Александр Кузьмич застольем пренебрег.

— Не серчай на отца, — старалась Татьяна Ивановна сгладить мужнино недовольство, — подумай, он, чай, всю жизнь об этом мечтал, да не вышло, а ты без его помощи высвободился…

Когда Иван Александрович через два дня засобирался ехать во Владимир, чтобы поблагодарить губернатора лично, Александр Кузьмич отказался дать ему денег на дорогу и, усмехаясь, ерничал:

— Ну, что, почетный гражданин, ни копейки за душой?!

Авдотья Ивановна поехала с Иваном Александровичем до Вязников, чтобы там взять у своих денег в долг.

Пока Иван Александрович ездил во Владимир, во Мстёру пришло множество писем-поздравлений от его столичных друзей, хлопотавших по делу. А потом почта донесла и «высочайшее повеление» об исключении И. А. Голышева из крестьян мстёрских и причислении его к Вязникам.

И долгожданная свобода не защитила Ивана Александровича от деспотизма отца. Александр Кузьмич всячески срамил сына на людях, чтобы побольнее ударить его.

«Наконец сил моих не стало, — вспоминал Иван Александрович. — Улучив удобную минуту, я поведал обо всем соседу, помещику Е. И. Протасьеву, занимавшему в то время должность мирового судьи. Он уже знал о моем положении… знал также, что отец мой все делает из зависти и самодурства. Небезызвестна ему была и любовь моего родителя к кляузным делам. Е. И. Протасьев присоветовал съездить во Владимир — поговорить с прокурором окружного суда, хорошим моим знакомым, Н. А. Трохимовским». Иван Александрович решил написать прокурору.

В августе Иван Александрович ожидал столичных гостей. По просьбе Артемьева должен был встретить возвращающуюся с Нижегородской ярмарки чету Майковых. Леонид Николаевич Майков был младшим внуком директора императорских театров, поэта и комедиографа. Дворянство Майковых было древним. Иван Александрович волновался в ожидании знатного гостя. Поезд из Нижнего должен был прийти после обеда, а утром Иван Александрович разложил на столе бумаги, собираясь дописать начатое ранее заявление прокурору о происках отца. Вдруг на улице закричали:

— Пожар! Мстёра горит!

Обеспокоясь за родителей, Иван Александрович с женой бросились во Мстёру. Пожар случился небольшой, и далеко от отцовского дома, но молодые Голышевы замешкались во Мстёре и отправились на станцию встречать гостей, не заходя домой..

Супружеская пара Майковых оказалась очень милой и обходительной. Майкова интересовали ремесла мстерян, Голышевы им все показали. Потом они сводили гостей в Богоявленский храм, посидели в Голышевке за столом. Майковы заторопились к вечернему поезду, и Голышевы поехали провожать их на станцию. Но на вечерний поезд гости уже опоздали, уехали только ночным, и Голышевы возвращались домой в два часа утра.

— Ванечка, а в твоем кабинете свеча горит! — удивленно воскликнула Авдотья Ивановна, когда они подъехали к дому.

Иван Александрович тоже был в недоумении. «Отец!» — мелькнула у него в голове страшная мысль. И он вспомнил, что, торопясь на пожар, оставил на столе бумаги, чего уже давно не делал, так как отец, в его отсутствие, неизменно рылся в них.

Иван Александрович бросился в свой кабинет.

— Вернулся?! — с усмешкой встретил его Александр

Кузьмич. Он по-хозяйски сидел за столом сына. Все ящики стола были выдвинуты, а содержимое их перерыто.

«Он перебрал все, что у меня было, — вспоминал Иван Александрович, — ни одна бумага не осталась нетронутою; самую же главную, заготовленную для прокурора, он взял к себе и вместе с нею крепостной акт на землю. Со злой усмешкою, однако, сказал мне, что ничего не взял… и отправился в свой дом».

Это был полный разрыв. Александр Кузьмич стал уносить из дома сына все, что ему вздумается, перехватывал и читал все приходящие на имя Ивана Александровича письма.

Мировой судья, помещик Протасьев, все-таки уговорил Александра Кузьмича не доводить раздел с сыном до суда, вынудил отказаться от преследований сына, «оставить самоуправство». Ивану Александровичу он советовал взять у отца товару «на хорошую сумму».