Мстислав Великий. Последний князь Единой Руси

И Росава, привстав, кулачком толкнула возницу:

– Гони быстрее!

Мужчина тотчас исполнил ее приказание, ударил коня кнутом, и возок стремительно полетел вперед. Росава вглядывалась в конника. И когда до него оставалось несколько десятков шагов, поняла, что ошиблась.

– Стой! – резко сказала она и в изнеможении опустилась на скамеечку. Она тупо смотрела перед собой, стараясь справиться с волнением. Что с ней произошло? Как она могла на виду у всех сломя голову кинуться к этому человеку? Значит, до сих пор не забыла, значит, продолжает любить Мстислава... А она-то думала, что он ушел в прошлое и ее сердце принадлежит Михаилу. Но достаточно было только того, что Мстислав померещился ей, как она бросила все и помчалась к нему... «Неужели я готова ради Мстислава расстаться и с Михаилом, и с родным дитя? – спрашивала она себя и тотчас отвечала: – Нет, никогда не оставлю своего крохотульку, ни за что не покину Михаила, он без меня изведется и пропадет от тоски. Но как бы хотелось хоть одним глазом взглянуть на свою девичью любовь!..»

Подскакали встревоженные спутники.

– Что случилось? Лошадь понесла? – спросил боярин Драгомир.

– Нет, вдруг захотелось проехать с ветерком, – едва шевеля непослушными губами, ответила она. – Поезжайте спокойно, не думайте ни о чем. Все в порядке.

Она посмотрела на Михаила. В его глазах плескался страх, ей показалось, что он понял, почему она ускакала вперед, что он читает ее мысли, и ей стало стыдно перед ним, таким чистым и непорочным.

К Минску подъехали на третьи сутки, под вечер. Ворота крепости были закрыты. Стали стучать. Наконец в окошечко выглянул стражник, спросил сердито:

– Кто такие? Чего надо?

– Князь полоцкий Михаил прибыл! – ответил боярин Драгомир. – Отворяйте ворота!

– Сейчас доложу.

Ждать пришлось долго. Наконец ворота открылись, они въехали в город. Перед дворцом их встретил Давыд. Росава заметила, что хотя взгляд его был сумрачным и нелюдимым, но стал вполне осмысленным. В его движениях не было прежней порывистости и легкости, он имел вид тяжелобольного человека. Сказал отрывисто:

– Прошу всех во дворец.

В просторной гриднице забегали слуги, стали ставить на столы еду и питье. Михаил и Росава прошли в передний угол, сели в кресла. Росава проговорила властно:

– Пусть все выйдут, останутся только Глеб и Давыд.

– Может, перекусите с дороги? – хмуро спросил Давыд. – Я уже приказал...

– Кусок хлеба в горле застревает, когда узнаешь, что вы тут творите, – оборвала его Росава. – Сначала суд княжеский сотворим, а потом и за еду примемся.

Давыд и Глеб уселись по обе стороны стола, не взглянув друг на друга.

– Князь Михаил хочет спросить вас, братья дорогие, как вы дошли до жизни такой, что стали лютыми врагами и требуется князю нашему Михаилу мирить вас, как малых детей? Отвечай первым ты, Давыд, как старший.

Давыд зыркнул по сторонам взглядом темных глаз, приподнялся чуть-чуть, но снова плюхнулся на скамью, проговорил ворчливо:

– Мне что говорить? И сказать нечего. Я тут ни при чем. Это надо брата моего, Глеба, послушать, как он ворвался в мое княжество, схватил безоружного и посадил в темницу...

– Это так было? – строго спросила Росава Глеба.

– Да врет он! Приехал я к нему во дворец с пятью своими охранниками. В гости пожаловал. Все-таки братья, а не виделись, почитай, с год! И что вижу? Давыд совсем человеческий вид потерял от пьянства. Жалко мне его стало. Ну и забрал с собой, дай, думаю, поживет в моем доме, пока дурь из него выйдет. А он вон что надумал!

– Это правда, Давыд? – спросил Михаил.

– Нет, неправда! Враки сплошные! Очернить меня хочет! Забрал, потому что зарился на мои земли и к своим захотел присоединить.

– Зачем же ты, Глеб, захотел чужие владения к своим присоединить? – задал вопрос Михаил. – Нехорошо чужому завидовать, да тем более присваивать.

– Ничего я не захватывал! Я брату хотел помочь! – в сердцах вскричал Глеб.

– Как же так! Но ведь Давыд говорит...

– Да врет он все!

– Ничего не пойму, – обратился князь к Росаве. – Давыд говорит, что Глеб врет, а Глеб отвечает, что Давыд неправду молвит. Кому верить?

Росава помедлила, потом произнесла решительно:

– Вот что, братья дорогие. Вас, видно, сам Господь Бог не сможет рассудить, а не только князь полоцкий Михаил. Слушайте его последнее слово: сейчас подойдите друг к другу, пожмите руки и поцелуйтесь в знак примирения. А потом позовем гостей и слуг и устроим пир на весь мир, чтобы не вспоминать, что произошло между вами. Понятно я сказала?

Братья согласно кивнули головами.

XXV