- Угу, - удовлетворённо ответил Мстислав Холод лез под тонкую рубашку, морозил тело.
Постояв ещё немного, князь вышел из хранилища. Солнце ярко ударило в глаза. Мстислав зажмурился. Димитрий, навесив на дверь пудовый замок, удалился. Из хором выскочил Усмошвец. На воеводе рубашка нараспашку, широкие порты вправлены в мягкие сапоги. Заметив князя, он сбежал к нему с крыльца.
- Нынче хочу полки в поле увести, ученье устроить.
- Ты, Ян, особливо погляди, чтоб касогов русскому бою обучить, - ответил Мстислав, любуясь, как под рубахой воеводы переливаются тугие мышцы.
- О том и мыслю. Они-то с нами ещё в деле не были.
- Скоро, верно, доведётся побывать. Выводи полки, а я приеду с обеда. Кормить воинов по-походному на биваке будешь?
Усмошвец согласно кивнул, заторопился. Мстислав поглядел вслед, подумал: «Догодил отец, что дал мне такого воеводу. Хоть и не знатен, но в делах ратных разумен и годами товарищ. Не доведи, послал бы в Тмутаракань воеводу Блуда. Коварен оказался и на добро не горазд».
Через распахнутые настежь южные ворота, выходили полки. А из ближних, восточных, покидала крепость дружина. На застоявшихся конях, ряд за рядом, блистая оружием, проезжали воины. Прогарцевал на тонконогом жеребце тысяцкий Роман. Из хором в накинутом поверх Кольчуги синем плаще вышел Усмошвец.
Мстислав кликнул стоявшего поблизости отрока:
- Василько,коня мне и доспехи!
Воевода рассмеялся:
- Что, либо позабыл, сказывал, с обеда приедешь?
- Иные дела повременят, - махнул рукой князь.
3
Всю жизнь Добронраву преследовал запах рыбы: сырой и вяленой, отварной и копчёной. Рыбным духом напитались ладья и сети, клеть и даже стены жилища.
Небогато жили они с Баженом, кормил их рыбный промысел, но жилище Добронрава держала в порядке. Стены и потолок мелом выбелены. Посуда глиняная и деревянная на поставцах выставлена. Старый сосновый стол и скамья выдраены до блеска морской галькой. У стены лары покрыты домотканым холстом. Тут же рядом печь.
Никто не мог бросить Добронраве в упрёк: «У тебя нечисто». И даже самые придирчивые старухи, судившие всех своей мерой, не могли сказать о ней ничего дурного.
В этот вечер Добронрава засиделась допоздна. Важен с товарищами уплыл на лиманы да там и задержался. В избе тускло горела лучина. На печи в глиняном горшке булькала уха. За стеной шумел дождь. Он барабанил по единственному, затянутому бычьим пузырём оконцу.
Много минуло лет, но Добронрава помнит смутно, как мать, высокая и красивая, вечерами ткала и пела им с Баженом песни. Мать умерла в ненастный год; когда мор прибрал половину выселок.
Кто-то открыл дверь, и вместе с вошедшим дождь плеснул в избу. Закачалось пламя лучины. Незнакомец в промокшем насквозь корзно поспешил закрыть дверь. Потом шагнул к свету. Теперь Добронрава узнала князя. Она растерялась. А Мстислав, повесив корзно на колок, вбитый в стену, разгладил мокрые волосы и, одёрнув рубаху, сел на скамью.
- Непогода в пути застала. Вижу, у тя огонёк светится. Дай, думаю, обсушусь.
И улыбнулся, взглянув на зардевшееся лицо рыбачки.
- Брат-то твой где?
- На лов ушёл.
- Это в непогоду-то?
- Загодя, да там и дождь, видимо, решил переждать.
- А у тя ухой пахнет. - Мстислав вдохнул шумно. - Сказывал же тогда, на уху приду.
Добронрава метнулась к печи, схватила с поставца Миску и ложку, налила, поставила перед князем. Сказала с поклоном:
- Отведай нашей еды.
Уха дымилась паром и обжигала. Отроду не ел Мстислав такой. Не заметил, как и опорожнил миску. Добронрава хотела ещё подлить, но он отказался:
- Оком бы всё поел, да живот не примет. Теперь повалюсь к те на уху, и не рада будешь.
- Приходи, в море рыбы не убудет.
- То верно. Но станешь ли меня принимать?
- Ты князь.
- А как не князь?
Добронрава подняла глаза, ответила смело:
- Если для забавы, нет.
- А коли скажу, будь женой князя?
- Ты сначала скажи, а потом и ответ услышишь.
- Спасибо на том. - И уже с порога сказал: - Жди, скоро приду с тем.
В боярских горницах судачат, перемывают Мстиславовы кости. Носят из хором в хоромы:
- Слыханное ли дело, князь на рыбачке женится.
- Святополк-то, гляди, короля польского дочь держит. Ярослав со свейским королём породнился, а наш Мстислав со смердами в родство входит.
И посмеивались, похихикивали.
- Уж коли не княжью дочь, то хоть бы боярскую. Либо наши боярышни не белотелы да не пригожи?
Тысяцкий Роман, приглаживая седые усы, говорил боярину Димитрию:
- Покойный князь Володимир дал нам воеводой смерда Яна, А ныне князь Мстислав во княгини берет дочку смердову.
Но тиун огнищный Димитрий только головой покачал, ничего не ответил. И ушёл молча, оставив тысяцкого гадать, передаст ли Димитрий его, Романовы, слова князю.
Но при Мстиславе бояре молчали, опасаясь княжьего гнева. А Мстислав будто не замечал их недовольства, торопил со свадьбой.