Я плохо помню, с чего именно всё началось — кажется, я проснулась посреди ночи из-за сильного приступа тошноты, и еле успела добежать до ванной комнаты. На шум прибежали родители и в шоке уставились на меня — я не знала, что выгляжу настолько плачевно. О том, что у меня высокая температура, я догадалась по тому, что всю меня можно было смело выкручивать; лоб был липким от пота, лицо раскраснелось.
А ещё я с трудом стояла на ногах.
Дикая жажда, словно в горле поселилась пустыня Сахара, атаковала меня настолько внезапно, что поначалу першение в гортани я приняла за простуду. Не помню, чтобы я ещё когда-либо в своей жизни выпивала столько жидкости за одну ночь.
Чувствуя моё состояние, близняшка металась в постели, словно её мучил кошмар, но слава Богу, чувствовала себя нормально. Родители поначалу хотели отослать её к бабушке, но расстояние роли не играло — в конечном итоге ей всё равно было плохо.
К утру у меня начала шелушиться и зудеть кожа — настолько сухой она стала, несмотря на количество выпитой мною воды.
О том, когда в последний раз ела, я уже даже вспомнить не могла — в горло не лезло ничего, кроме жидкости. И когда после двух дней от такой жёсткой диеты у меня начали вваливаться щёки, родители перестали пичкать меня таблетками и вызвали скорую.
Как итог — острая кишечная инфекция.
Первые несколько дней у меня держалась температура под сорок градусов, я бредила и мучилась головной болью; мне нестерпимо хотелось отсечь её себе, лишь бы не страдать. Родители постоянно находились рядом и всегда в масках — чтобы не заразиться этой дрянью. Дотрагиваться до меня они тоже не решались — по той же причине.
Так в больнице я провалялась целую неделю, прежде чем организм начал вновь принимать пищу. Постепенно я восстанавливалась, но состояние всё равно оставляло желать лучшего — я чувствовала.
Яна пришла к исходу этой недели, потому что мучиться на расстоянии и видеть мучения друг друга — разные вещи.
Первое, что бросалось в глаза — её бледное осунувшееся лицо, будто она болела вместе со мной.
— Как ты? — слышу её тихий голос.
Вздыхаю, потому что можно было и не спрашивать: моё состояние написано у меня на лице.
— Отвратительно, — тихо отвечаю. — А ты?
— Примерно так же, — вздыхает близняшка.
Несколько минут мы сидим в полнейшей тишине, которая не напрягает ни меня, ни сестру, хотя по её лицу я вижу, что она хочет мне что-то сказать.
— Говори уже, в чём дело, — мягко настаиваю я, потому что если на сестру надавить, она будет молчать уже чисто из принципа.
Яна несколько минут молчит, и мне начинает казаться, что, возможно, она меня не услышала меня за собственными мыслями, когда близняшка наконец отвечает.
— У тебя никогда не было ощущения, что ты как будто проживаешь чью-то чужую жизнь, а не свою?
От неожиданности застываю посреди вдоха: уж очень непривычную тему она выбрала для разговора по душам.
— Что ты имеешь в виду? — хмурю брови.
Яна болезненно морщится — как раз в тот момент, когда я чувствую очередной приступ головной боли.
— Просто… Знаешь, иногда у меня такое чувство, будто я не в своём теле, что ли.
Да уж, прояснила ситуацию, ничего не скажешь…
— Я всё ещё не понимаю, о чём ты.
Близняшка тяжело вздыхает.
— Не знаю, как тебе это объяснить. — Она окидывает меня внимательным взглядом. — Мы ведь близнецы, разве ты ничего такого не чувствуешь?
Я прислушалась к своим ощущениям, но не почувствовала ничего, кроме гробовой усталости и слабости. Откидываюсь на подушки, потому что, хоть самое страшное и было позади, сил не хватало даже на то, чтобы просто сидеть, не напрягаясь.
— Нет, прости.
Очередной тяжёлый вздох.
— Ну может это оттого, что ты болеешь, — не слишком уверенно констатирует она возможное объяснение. — Вернёмся к этому разговору, когда ты окончательно придёшь в себя.
Но вопреки всему к этому разговору мы не возвращаемся ни в день моей выписки из больничного ада, ни через неделю, ни через месяц. Когда я не выдержала и сама начала разговор на эту тему, Яна лишь нахмурилась.
— Должно быть, это просто были галлюцинации, я ведь в какой-то степени болела вместе с тобой, — отмахнулась она.
Все мои дальнейшие расспросы заканчивались одинаково, так и не успев начаться — это всё «глюки», «бред», «игра воспалённого разума» и всё в таком духе. Примерно неделю я пыталась вытащить из неё хоть что-то, пока она вообще не начала заявлять, что такого разговора между нами не помнит. Больше давить на неё я не стала и последовала её примеру — махнула на всё это рукой.