Просто киваю, потому что не уверена, что голос меня не подведёт, и шагаю в гостиную, зная, что парень последует за мной. Усаживаюсь в кресло, чтобы обезопасить себя от близости Корсакова, потому что второе подобное вторжение в моё личное пространство я точно не перенесу без потерь.
Собственной гордости, например.
Я прекрасно понимаю, что обещала ему серьёзный разговор, но в голове ноль процентов идей, с чего именно его начать. Да и Егор совершенно не сбирается упрощать мне задачу: просто сидит напротив, пристально изучая каждый сантиметр моего лица, будто пытается заново запомнить до мельчайших деталей, и это равносильно тому, как если бы он дотрагивался до меня. Мне приходится отвернуться, потому что под таким пристальным взглядом я совершенно не могу сосредоточиться.
В моей голове куча вопросов без ответов, и я решаю начать с самого простого.
— Как ты узнал, где я?
Я могла бы предположить, что он наведался ко мне домой и спросил адрес у родителей, но я быстро отмела этот вариант, потому что он вряд ли пошёл бы туда, где живёт моя близняшка.
На лице парня отражается внутренняя борьба, в то время как щёки немного краснеют, и меня раздирает искреннее любопытство — настолько сильное, что я на время забываю о той боли, что безостановочно обгладывала меня последние дни.
— Ну, возможно мне пришлось следить за тобой, — отвечает он наконец, и мои брови удивлённо ползут вверх.
Он следил за мной?
За МНОЙ?
— Зачем? — искренне недоумеваю я.
Он безразлично пожимает плечами, но его пальцы нервно дёргаются словно от удара током.
— Неделю назад я хотел подкараулить тебя у твоего дома, но ты так и не приехала, поэтому решил узнать, где ты пропадаешь.
Растерянно качаю головой и чувствую уже привычный дискомфорт в области сердца.
— Почему ты не рассказал мне всё до того, как мы переспали? — спрашиваю с упрёком. — До того, как я в тебя влюбилась, а потом собирала себя по частям?! Тебе не приходило в голову, что если бы вместо того, чтобы мстить мне за то, чего я не делала, ты бы в первый же день подошёл и задал мне тот вопрос, всего этого можно было бы избежать?!
Мыслить связно не получалось, потому что я постоянно перескакивала от одной боли к другой: он назвал меня двуличной, в то время как сам вёл двойную игру; забавлялся со мной, в то время как я с сумасшедшей скоростью влюблялась в него без памяти; уверенно становился важной частью моей жизни, в то время как сам не планировал пробыть в ней долго.
— Нет, не думал, — честно признался он, но от его честности мне стало ещё хуже. — Когда я увидел тебя, такую уверенную, в коридоре в тот день, гнев, словно сошедший с рельс поезд, сносил все остальные чувства. Единственное, о чём я мог думать — как сильно тебя ненавижу.
На глаза снова навернулись слёзы.
Господи, я бы простила ему его слепую ненависть и желание отомстить при условии, что всё не зашло бы так далеко; но он знал, что делает, когда подкатывал ко мне, а это не то же самое.
— Ты правда влюбилась? — тихо спрашивает Егор.
Не получается сдержать удивлённый нервный смешок: столько недопонимания и ошибок между нами, превратившие обычные два метра свободного пространства в пропасть, а его интересует только это…
— Не думаю, что это тема для обсуждения сейчас, — качаю головой. — Ты хотел мне что-то сказать — и я готова слушать.
После всех этих «ненавижу», «как же больно», желания вырвать собственное сердце из груди и много чего ещё, что пережила за какие-то двести сорок часов, я действительно чувствовала, что готова наконец выслушать всё, что он захочет сказать.
Но вместо ответа Егор вновь нарушает моё личное пространство: просто поднимается с дивана, подходит вплотную и вновь опускается на колени; при этом его лицо оказывается в опасной близости от моего. Правда, ненадолго: не успеваю опомниться, как он обхватывает мои щиколотки руками, впиваясь пальцами в кожу, и утыкается лицом в бёдра. Моё дыхание перехватывает словно от спазма, который лишил мои лёгкие способности сокращаться; руки самовольно тянутся к голове парня, желая зарыться в его густой тёмный ёжик волос, и мне приходится сжать их в кулаки и отвести за спину, при этом до боли прикусив губы, чтобы не сорваться и не наделать глупостей — например, обнять его в ответ, простить и позволить быть рядом.
Егор сильнее стискивает мои ноги, будто обнимая за нас двоих, и его тяжёлое дыхание отзывается мурашками по телу, которые собираются в один гигантский нервный комок где-то между первым и вторым шейными позвонками. Но когда я, несмотря на близость парня, которого искренне люблю, пытаюсь сформировать в голове ту самую фразу, три простых слова застревают в самом основании лёгочных альвеол. Никогда раньше не понимала выражение «слёзы душат», потому что максимально болезненная причина моих слёз прежде — это разбитые коленки в погоне за майскими жуками; а сейчас, когда слова о дружбе никак не хотят слетать с языка, потому что сердце протестует против закапывания чувств в бездонную яму, в полной мере осознала и прочувствовала.