Мститель

Это всё равно что сказать умирающему человеку о том, что у него ещё вся жизнь впереди.

— Я люблю тебя.

Растерянно моргаю.

Кажется, от пережитого стресса у меня уже начинаются слуховые галлюцинации, потому что Егор никак не мог…

Но он поднимает своё лицо ко мне, на котором отражается вся скорбь мира, и мне приходится укусить себя до крови, чтобы губы перестали дрожать, а физическая боль хоть немного заглушила душевную.

— Я люблю тебя, ты слышишь? — твёрдо произносит он, и на этот раз я не могу списать всё на глюки и сделать вид, что мне просто показалось.

Мне хочется его ударить, причём изо всех сил, потому что… Господи, ну как после такого можно вообще предлагать остаться друзьями? Если мне до этого признания было невыносимо больно, то теперь мне проще было шагнуть из окна квартиры, чем сказать то, что я собиралась.

Удерживать истерику внутри больше не вижу смысла — всё, что я могла прочувствовать за это время — прочувствовала в полном объёме и перевыполнила норму на целую жизнь вперёд.

Не смогу. Я просто не смогу.

Если я сейчас скажу это разрывающее на части «давай останемся друзьями», всё, что от меня останется — пустая оболочка.

Егор словно чувствует мои внутренние метания.

— Я бы никогда не сделал тебе больно, если бы знал, что у тебя есть сестра-близнец. — Мне бы было легче, если бы в его словах я услышала хоть каплю фальши; но её нет, и я чувствую себя куклой, которую выпотрошили и набили ватой. И Корсаков добивает меня: — Верь мне, солнышко.

Думаю, если бы я тонула — даже в спасательный круг вцепилась бы не с такой силой, как в плечи Егора. Я захлёбывалась слезами, пытаясь просочиться в тело парня, переползая к нему на колени, в то время как он с силой вжимал меня в себя. Я чувствовала, как его тело сотрясает мелкая дрожь, и делила её с ним напополам в равном объёме.

Когда рыдания превратились в тихие всхлипывания, а руки намертво приросли к телу Егора, я всё же нашла в себе силы отстраниться, — чтобы научиться доверять ему, придётся начинать всё заново, потому что такую хрупкую вещь, как доверие, невозможно восстановить за один день по щелчку пальцев.

Корсаков же гипнотизирует мои губы и шумно сглатывает.

— Можно?

Пытаюсь унять бешено колотящееся сердце.

— Вообще-то, на первом свидании не принято…

Договорить мне вновь не дают, но на этот раз я с тихим стоном сама открываюсь для поцелуя, чем явно срываю у парня тормоза, потому что если до этого он меня пил, то сейчас пытался съесть. От его грубых нетерпеливых губ мои собственные болезненно ныли и наверняка опухали, но я не могла найти в себе силы оттолкнуть Егора, потому что… В общем, нужно быть честной хотя бы с самой собой и признать, что мне искренне этого хотелось.

Вот Егор отпускает мои губы из плена и прислоняется своим лбом к моему, а после в дребезги рушит мой мир одним-единственным вопросом?

— Почему у твоей близняшки не твоя фамилия?

Что?

Отстраняюсь настолько, что между нами может протиснуться микроавтобус; весь романтический настрой тут же слетает, словно бумажная маска, и я непонимающе смотрю в лицо Егора.

— В каком смысле не моя?

В его ответном взгляде сквозит такое же недоумение.

— Ну ты Озарковская, сама же говорила, — начинает объяснять мне, словно пятилетнему ребёнку. — А у неё Измайлова, — потому я тебя так и назвал. Правда, зовут её не Оля.

Хмурюсь, совершенно не понимая, что происходит.

— Если бы Яна вышла замуж за Андрея, она бы стала Хмелевской, а не Измайловой, — рассуждаю вслух. — Ты уверен, что ничего не путаешь?

— Какая Яна? — совершенно растерявшись, спрашивает Корсаков. — Её зовут Олеся.

Мне хватает пары секунд, чтобы понять, что здесь что-то не так: либо Егор меня очень искусно дурит и пытается обмануть, либо я что-то не догоняю.

— Но мою близняшку зовут Яна, а не Олеся.

Искренняя растерянность, что отразилась сейчас на его лице, ответила на все мои вопросы: Корсаков вовсе не задумал очередную игру; либо он как-то ошибся, либо в моём родном городе живёт мой клон.

— Тогда я вообще ничего не понимаю, — хмурится парень. — Когда я спросил её, знала ли она, что делает, когда подставляла тебя, она совершенно осознанно кивнула. Ты уверена, что у тебя нет…

— …ещё одной близняшки? — фыркаю в ответ и складываю руки на груди. — Абсолютно уверена.

Надо быть полнейшим инвалидом по слуху и зрению, чтобы проворонить ещё одну сестру. Это ведь не ключи от квартиры, которые я вечно теряю, и не компьютерные очки, которые вечно не могу найти — это, мать его, живой человек! А если бы эта близняшка когда-то и была в нашей жизни, родители бы точно сказали об этом.

Ну, или я как минимум помнила, что в детстве у меня было больше одной сестры.

— А ты сам-то уверен, что это была не Яна? Может, она просто вымышленным именем назвалась?

Егор категорично покачал головой.

— Абсолютно точно нет — я проверил её паспорт.

Вот так номер…

Выходит…