Мститель

Чумными големами родители пугали непослушных детей, проповедники — неблагочестивых адептов. В прежние времена верили, что големы — земляные ящеры из глины и камня, ни живые, ни мертвые — родились из сожженных пальцев Темного бога, когда тот пытался украсть с небосвода Солнце и потерпел неудачу; они пожирали чужую плоть, чтобы обрести собственную и вместе с ней — невообразимое могущество.

Големы росли медленно, потому до чумы их особо и не боялись; а, может, и сами големы тогда были другими, слабыми и мелкими.

Но во время черного мора живые не успевали хоронить мертвых, как подобает — оттого пищи отпрыскам Темного стало, сколько угодно. Подросшие големы задирали скотину, нападали на людей и становились все сильнее. Болезнь несла смерть, а чудовища — которых теперь называли не иначе, чем чумными големами — воплощали собой ее ужас; все то, что простому человеку чуждо и отвратительно, перед чем он беспомощен и беззащитен, непостижимое его уму.

За пять лет после того, как мор отступил, колдуны на службе короля истребили почти всех големов: уцелевшие чудовища попрятались в глухих местах и впали в спячку. Все, да не все…

Обычный чародей мог только убить тварь, но чернокнижники — иное дело: считалось, что те могут подчинить голема и поставить себе на службу.

Возможно, подумал Карел, тварь уже тут, притаилась совсем рядом?

Карел никогда не видел чумного голема — но воображение услужливо рисовало картинки, и чем дольше он лежал в тишине и в темноте, тем они делались жутче. В полубреду ему мерещился шлепающий топот лап по земляному полу, зловонное дыхание и склизкий тонкий язык, тянущийся к нему, едва не касающийся кожи…

Иногда над головой раздавались шаги, приглушенные голоса, и в такие мгновения Карел готов был разрыдаться от облегчения и взмолиться о пощаде. Уже не гордость — лишь память о выкаченных глазах сержанта Горста, о том, как жадно моховое покрывало впитывало алую кровь, останавливало его. Он не мог, не смел утратить честь и сдаться!

Невероятным усилием воли Карел заставлял себя шевелить немеющими кистями в попытках ослабить веревку. Кожа на запястьях давно истерлась в кровь, когда узел стал как будто чуть поддаваться. Но все старания пропали втуне: наверху заскрипели половицы, громыхнула крышка погреба — и по глазам ударил мучительно яркий свет.

Карел зажмурился, а когда он вновь открыл глаза, крышка была уже закрыта. Джанбер с масляной лампой в руках стоял рядом с ним, беспомощно распластанным на полу.

— Ты меня слышишь? — зачем-то спросил колдун.

Карел сделал вид, что оглох. Слюны в пересохшем рту не было, так что он прокусил себе губу и, когда колдун наклонился — плюнул кровью ему в лицо. Попал. Но Джанбер лишь невозмутимо утерся рукавом.

— Ты зол: это хорошо. — Колдун снова наклонился к нему. — Это значит, ты сумеешь сделать то, что нужно. Слушай внимательно, Карел Келм, и не ошибись в выборе. Твои товарищи мертвы, но ты жив. Ты сможешь отомстить.

«Что он несет?!» — Карел отодвинулся назад, чтобы лучше видеть, но лицо Джанбера осталось в тени.

— Надеюсь, ты умеешь с этим обращаться. — Колдун достал из-под плаща самострел Юджина и положил на землю рядом с собой. — Сейчас я уйду, но перед тем — перережу твои веревки. Выжди тысячу ударов сердца и выходи следом. Как окажешься снаружи, иди на голубой свет. Кроме меня, там будут еще трое. Подкрадись как можно ближе и, когда свет станет белым — убей Ричарда. Целься ему в затылок. Отомсти! Но помни: если промахнешься — или застрелишь меня — Лемен и Ядвига развесят по елкам твои кишки и заставят тебя любоваться. Эти двое знают толк в таких украшениях.

— Зачем тебе?!… — прошептал Карел. Слова цапали горло.

— Отомстить. — Колдун выше поднял лампу, и Карел увидел, как его рот исказила жуткая ухмылка. — Один я не справлюсь со всеми тремя. Не попадись, Карел; и не допусти ошибки. А если все же потерпишь неудачу — используй это. — Он показал, зажав двумя пальцами, что-то похожее на спелую виноградину и сунул в нагрудный карман кареловой куртки. — Смерть от яда будет болезненной, но милосердно быстрой в сравнении с тем, что тебя ждет, если ты попадешь Ядвиге в руки.

Несколькими движениями ножа колдун разрезал путы, встал, отряхнулся и ушел.

Карел был слишком растерян, чтобы сразу броситься в драку — даже если б в этому был смысл и затекшие конечности согласились повиноваться. Осторожно он перевернулся на спину, бесшумно шевеля руками и ногами, разгоняя кровь. И принялся отсчитывать удары.

* * *

Оказавшись снаружи, Карел жадно напился из лошадиной поилки воды и огляделся. Лес, который днем казался чахлым и неприглядным, было не узнать: ночь совершенно преобразила его. В шевелении уродливых, корявых деревьев чувствовалась сила и угроза.

«Куда мне бежать? — с тоской подумал Карел. — Я не знаю, как выбраться из этой зачарованной чащобы. Король меня приговорил. Даже если проберусь в горы — не найду ничего, кроме могил и камней, буду волком бродить среди руин, пока не подохну…»