− Теперь мы поедем в Россию. Я не успокоюсь, пока честь отца не будет полностью восстановлена. Я твердо уверен, что царь сдержит свое слово.
− Жаль! – вздохнула Агнес.
− Как так – жаль? – удивился Габриэль.
− В Москве много красивых княжон...
− Тем лучше, – тихо, но от всей души рассмеялся
Габриэль, – тем легче я переживу тяжелое время разлуки с тобой.
− Габриэль!
Глаза Агнес блеснули в темноте, но Габриэль не знал, что тому причиной – оскорбленная гордость или внезапно набежавшие слезы.
– Ну, ну, ничего! – произнес он успокоительно, прижимая к себе дрожащую девушку. – Подумай о том, что я, как только смог держаться на ногах, сразу же поспешил в Таллинн разыскивать своего потерянного спутника, хотя мне это и грозило виселицей. Разве это ничего не значит? Прежде чем какая-нибудь княжна станет тебе опасной соперницей, ты, может быть, уже сто раз меня забудешь.
− Не говори так, мне больно это слушать, – сказала
Агнес.
− А если я должен буду прожить вдали от тебя несколько месяцев, может быть, целый год, останешься ли ты мне верна? – спросил Габриэль с тревогой в голосе.
− Неужели ты можешь в этом сомневаться?
− Ведь ты совсем недавно чуть не вышла замуж за другого.
− Ради бога!
− Скажи мне, Агнес, в ту минуту, когда ты подходила к алтарю, у тебя уже было намерение сказать «нет»?
− Не было, – тихо ответила Агнес.
− Ну вот видишь! Ха-ха!
− Не смейся, Габриэль! – сказала Агнес дрогнувшим голосом. – Я считала тебя погибшим и хотела этим поступком продлить жизнь своего бедного отца и сократить свои собственные печальные дни. Я жаждала последовать за тобой. Без тебя жизнь для меня не имеет никакой ценности.
− А может быть, жизнь без отца и родины тоже не имеет для тебя ценности? – спросил Габриэль с притворной суровостью.
− Что это значит?
– Согласна ли ты, когда нужно будет и когда придет время, уехать со мной в Россию? Подумай, я ведь наполовину русский!
Агнес и минуты не медлила с ответом.
− С тобой я пойду куда угодно, хоть на край света. И
если ты наполовину русский, то русские не могут быть такими злыми, как о них говорят. Я постараюсь стать достойной княгиней.
− Ты должна стать княгиней. Царь сдержит свое слово.
Но пока – надо терпеть и молчать.
− Я буду терпеть и молчать. А сейчас я должна вернуться в дом – я ведь больна, тяжело больна.
− Ты... больна?
− Я должна быть больной, не то меня тотчас же опять поведут венчаться с Рисбитером.
− Ну, тогда будь больна так сильно, как только сможешь, но смотри не умирай!
− Нет, теперь мне снова хочется жить!
Голоса их замерли в долгом поцелуе. Наконец Агнес решительно освободилась из объятий Габриэля и твердым шагом направилась к садовой калитке. Она не хотела напрасно увеличивать тяжесть разлуки.
Но на другое утро Агнес не встала с постели. Она действительно заболела.
13
Свадьба расстроилась, и недовольные гости принуждены были разъехаться по домам.
Хотя рыцарь Мённикхузен и вправе был жаловаться на упрямство дочери, но это свойство характера она унаследовала от него же самого. Старик Мённикхузен был еще упрямее. Он принадлежал к числу людей, которые никогда не отступают от принятого решения. Если намерения у них благие, то такие люди могут принести миру большую пользу; в противном же случае они часто навлекают несчастье и на себя, и на других. Мённикхузен восторгался человеком, которого избрал себе в зятья, уже далеко не так, как в те дни, когда Рисбитер привез из Пыльтсамаа в
Куйметса его заклятого врага Фаренсбаха. Через некоторое время русские опять освободили Фаренсбаха из плена, и у Мённикхузена как бы спала с глаз пелена – он увидел все недостатки юнкера Ханса. Но он дал юнкеру слово и должен был его сдержать, если только Рисбитер сам не откажется. Рисбитер же и не думал отказываться.
Он тщательно оценил все свои физические и духовные качества и пришел к выводу, что у Агнес нет ни малейшего основания презирать его. Ханс фон Рисбитер был твердо уверен, что другого подобного ему человека на свете не существует. Раз уж он удостоил какую-либо девушку сватовством, то она должна была, как спелый плод, упасть в его объятия, иначе мир перевернулся бы.
Он, Ханс фон Рисбитер, – отвергнутый жених, мишень для насмешек товарищей! Да разве это вообще возможно?
О чем она думала, эта Агнес, когда осмелилась по отношению к нему, Хансу фон Рисбитеру, так по-детски озорничать? Ведь эти выходки нельзя было объяснить ничем другим, как только озорством девушки. Ни разу юнкеру
Хансу не пришла в голову мысль, что другой мужчина может затмить его в глазах какой бы то ни было девушки, тем более в глазах гордой Агнес.
У старика Мённикхузена такая мысль, правда, возникла, но он отгонял ее от себя. Среди знакомых юнкеров он не находил ни единого человека, на которого могло бы пасть подозрение. Агнес ко всем относилась одинаково.