Мститель

В монастыре для Агнес отвели комнату более просторную и светлую, чем кельи монахинь; из высокого окна открывался вид на залив, на другом берегу которого стены и острые башни Таллинна вставали, казалось, прямо из воды. Агнес должна была присутствовать на ежедневных богослужениях и молитвах в церкви, а также участвовать в общих трапезах монахинь; и она все это охотно исполняла, так как все же видела человеческие лица и вместе с тем никто не приставал к ней с расспросами, как это беспрестанно случалось в городе. В течение нескольких недель Агнес вполне свыклась с монастырской жизнью, занималась рукоделием, читала, молилась богу и думала о Габриэле. Если она вначале и испытывала тайный страх перед «воспитательными приемами» тетки, то теперь в глубине души просила у нее прощения, надеясь, что та оставит ее в покое. Аббатиса навещала свою племянницу редко, говорила мало, но смотрела на нее каким-то сверлящим взглядом, будто хотела своим взором проникнуть в душу Агнес.

Однажды аббатиса велела призвать Агнес в свою келью

– она жила так же скромно, как и все монахини. Агнес пошла к ней, не предчувствуя ничего дурного. Войдя в келью, она вдруг оробела, потому что желтое, морщинистое лицо святой женщины было холодно как лед, а взгляд подобен жалу.

– Садись сюда и слушай, я должна с тобой поговорить,

– сказала она, указывая на низенькую скамеечку у своих ног. Агнес послушно села.

− Я уже достаточно тебя изучила и вижу тебя насквозь,

– начала аббатиса сурово. – Ты хитрая, скрытная, и сердце у тебя злое.

− Тетя!

− Молчи! Я вижу, что кроется в глубине твоей души. Я

надеялась добротой и лаской повлиять на тебя так, чтобы ты добровольно во всем созналась, как дитя своей матери.

Ты этого не сделала – это плохой признак.

− В чем я должна была сознаться?

− Ты таишь в своем сердце греховную любовь! – произнесла аббатиса тихо и внушительно.

Агнес побледнела, но ни слова не сказала в ответ.

– У тебя в сердце горит греховная любовь, – повторила аббатиса, безжалостно отчеканивая каждое слово. –

Дело мне кажется серьезным, так как ты не покраснела, а стала бледной как стена. Я надеюсь, что ты не станешь напрасно таиться от меня. Я женщина, и у меня зоркий глаз. Твой отец не хочет и не может поверить тому, в чем я тебя сразу заподозрила. Ты считала меня слепой, а я все время приглядывалась к тебе, изучала каждую мысль на твоем челе, читала ее в безмолвном движении твоих губ.

Откуда у тебя взялась бы смелость перед богом и всеми прихожанами воспротивиться воле отца, нарушить самый священный закон, если бы в твоем сердце не пылала греховная любовь? Откуда у тебя, легкомысленное дитя света, явилась такая твердая решимость покинуть отца,

свое общество, все мирские блага, похоронить себя за высокими стенами монастыря, безропотно переносить скучную жизнь, даже радоваться одиночеству и тишине?

Разве я не видела, как в церкви, во время молитвы, твои уста часто оставались немыми, а твои глаза смутно глядели куда-то вдаль, где ничего не было видно? Не спаситель, не высокий образ божьей матери, не святые ангелы стояли тогда перед твоим взором, а – страшно подумать! – человек из плоти и крови, мужчина!

Аббатиса вздрогнула, как будто «страшная мысль»

коснулась ее тела, и перекрестилась. Агнес не произнесла ни слова.

− Что ты можешь на это ответить? – глухим голосом спросила аббатисса.

− Ничего, – тихо ответила Агнес.

− Кто твой возлюбленный?

Это слово пробудило в Агнес чувство женской гордости. − Хотя ты и моя тетя, но так говорить со мной ты не имеешь права, – сказала она, вставая.

− Оставайся на месте! – прикрикнула на нее аббатиса. –

Ты, негодница, вздумала меня учить, как я должна говорить с тобой?

− Я не негодница.

− Ты такая же негодница, как и тот, кого ты любишь!

− Я никогда не могла бы полюбить негодяя, – сказала

Агнес с ледяным спокойствием, так как чрезмерная резкость тетки начала возбуждать в ней презрение.

− Впредь здесь позаботятся о том, чтобы ты вторично так низко не пала; но сейчас ты пала – ты вздыхаешь о человеке, который по своему сословному положению недостоин тебя. Если бы он был достоин тебя, ты бы уже давно во всем призналась. Но все это делается втайне, украдкой, шепчутся в темных углах и... бог знает, что там еще творилось! (Аббатиса опять вздрогнула и перекрестилась.) Ты хотела пойти по следам сестры твоего отца, тайно бежать из родительского дома и навлечь величайший позор на себя и своих родных? Кто знает, что еще могло бы случиться, если бы ты дольше оставалась в

Куйметса!

– Магдалена Цёге! – сказала Агнес с нескрываемым презрением. – Если вы не стыдитесь позорить то имя, которое я имею честь носить, то вспомните, покрайней мере, что вы – аббатиса монастыря Бригитты.

Этот упрек подействовал так, что аббатиса вместо резких слов стала пользоваться более ядовитыми.