Мститель

Впереди ехали орденские рыцари в белых одеяниях с черными крестами на груди; за рыцарями следовали воины в железных доспехах и слуги; пики и обнаженные мечи ярко сверкали на солнце.

Крестьяне, побледнев, переглянулись. По лицу монаха скользнула тень. Никто не осмеливался вымолвить слово, но многие поглядывали в сторону спасительной лесной чащи – они, казалось, охотно в ней укрылись бы. Но так как никто не решался бежать перзым, то все остались на месте и сгрудились тесной толпой. Всадники на полном скаку приблизились к крестьянам и окружили их со всех сторон. Вильяндиский комтур, седобородый, почтенного вида старик, произнес грозно, на ломаном эстонском языке:

– Вы, собаки, осмеливаетесь противиться моим приказам и законам ордена? Уж я вам покажу! Десятину не хотите платить? Погодите, я вас проучу! Кто вас подстрекал к неповиновению? Кто ваши вожаки? Выдайте их сейчас же! Крестьяне стояли молча, понурив головы. Убедившись, что ответа не последует, комтур приказал вытащить из толпы какого-то перепуганного старика и пытать его, пока он не назовет зачинщиков. Но едва старик успел закричать от боли, как перед комтуром предстал Прийду и воскликнул смело:

– Я один виноват!

Комтур не знал Прийду в лицо, но красивый, стройный юноша, как видно, ему понравился.

− Так молод и уже так строптив? – сказал комтур почти ласково. – Известно ли тебе, что ты, как подстрекатель народа, должен будешь умереть?

− Если на то пошло, могу и умереть, – ответил Прийду со своей обычной небрежностью. – Но от моей смерти вам толку будет мало. Все равно останется жив другой, куда более злостный подстрекатель, которому ваши суровые законы нипочем. Вот если б вы его уничтожили – тогда наступил бы мир и для господ, и для рабов.

− Кто этот подстрекатель?– спросил комтур.

− Насилие и нужда, – ответил Прийду.

− А, ты, оказывается, большой шутник, – улыбнулся комтур. – Будем надеяться, что в подземелье замка ты перед смертью нас еще немало позабавишь. Вяжите его!

Слуги набросились на Прийду.

– Неужели вы позволите меня связать и так ни слова и не скажете, и пальцем не шевельнете? – с упреком обратился Прийду к крестьянам. Те глядели на него горестно, но молчали.

Затем комтур приказал нескольким крестьянам, казавшимся наиболее сильными и смелыми, выступить вперед и снять верхнюю одежду. Пока они стояли, обнаженные до пояса, стуча зубами и дрожа на морозе, комтур обратился к ним с несколькими назидательными и укоризненными словами и под конец велел запомнить, что всех, кто не будет покорно терпеть положенное число ударов, привяжут к дереву, прибьют им уши гвоздями к

стволу, как беглым рабам, и затем будут продолжать порку. Женщины и дети, сбежавшиеся на шум и окружившие мужчин, услыхав слова комтура, начали ломать руки и громко рыдать. Но их загнали в дома и пригрозили, если они осмелятся выйти, тоже больно высечь розгами.

Избиение должно было вот-вот начаться. Тут высокий монах – его, по-видимому, никто из немцев не знал и на присутствие его никто не обратил внимания – предстал перед комтуром и сказал по-немецки:

− Вы причините вред ордену и всем чужеземцам, если будете раздражать крестьян незаслуженными наказаниями. Крестьяне ничем не провинились, и никто их не подстрекал; только тяжкая нужда заставила их на этот раз задержать доставку обоза.

− Их наказывают за строптивость и для устрашения остальных, – сердито сказал комтур. – Нужды у них никакой нет, это все ложь, а вы, монахи, учите крестьян лгать.

− Мы учим их истинной вере и праведной жизни, вы же делаете для них христианскую веру ненавистной и учите их языческой дикости, – воскликнул монах, сверкая глазами. – Вы хотите превратить их в послушный рабочий скот, а сами обращаетесь с ними как с дикими зверями.

Вы их, беззащитных, ни от кого не защищаете, но сами грабите несчастных догола, да еще караете тех, у кого уже нечего взять.

Для пояснения здесь следует заметить, что между орденскими рыцарями и епископами, которым были подвластны и монастыри, постоянно царила скрытая вражда, часто переходившая в открытые столкновения. Одни завидовали могуществу других, захватывали друг у друга земли, подавали папе и императору жалобы, возводя друг на друга тяжкие обвинения, от которых им потом удавалось отделаться лишь при помощи лжи и крупных денежных пожертвований. Одной из причин вражды было то, что священнослужители и монахи пытались хоть немного просвещать и обучать народ, в то время как орденские рыцари и их вассалы изо всех сил препятствовали просвещению народа. Насилие, как с одной, так и с другой стороны, было обыденным явлением; особенно рыцари, как более сильные, всегда были готовы напасть на монахов и подданных епископов. Поэтому следует удивляться мужеству неизвестного монаха, осмелившегося выступить в одиночку против могущественного комтура. Можно было предвидеть, что это добром не кончится.