Мститель

– Одной только силой нам действительно трудно будет справиться с немцами и датчанами, – сказал он, понизив голос. – Мы должны прибегнуть к хитрости. Мы уже знаем, как нам действовать, и тысячи людей готовы к этому.

Он начал разъяснять план восстания. Ночью, в назначенный срок, который одновременно будет сообщен повсюду, крестьяне должны взяться за оружие, заготовленное заранее, истребить в сельских местностях всех чужеземцев, собраться в определенных местах и общими силами напасть на укрепленные замки и города.

− Женщины и дети тоже должны погибнуть? – спросил кузнец, сдвинув брови.

− Я хотел бы, чтобы их не трогали, – грустно ответил

Тазуя, – но и они настолько возбудили против себя справедливый гнев народа, что едва ли их пощадят. Кровопролитие всегда будит жажду крови.

– Моя рука их не тронет! – твердо заявил кузнец. Тазуя ласково кивнул ему.

– Ты благородный человек, но нелегко унять разгневанную толпу, – сказал он сердечно. – Поступай так, как сам найдешь нужным. Повинуйтесь ему, люди! На него я возлагаю задачу поднять народ Вильяндимаа. Помогайте ему всеми силами, старайтесь подготовить к работе всякого верного человека, но действуйте хитро и осторожно,

чтобы враг прежде времени ничего не заметил. Когда наступят сроки, я пришлю к вам своего посланца. Если кто-либо захочет отойти в сторону, ему не будет помехи, но пусть он помнит, что поклялся молчать. А теперь идите с миром!

Люди поодиночке выползли из подземелья и исчезли в лесу. Наконец Тазуя и кузнец Виллу остались одни среди опустевших руин. Факел потух, луна скрылась за тучами.

Темнота и торжественная тишина царили над землей, в то время как эти два человека готовились к грохоту битв и кровопролитию. Долго не могли они расстаться, как бы предчувствуя, что на этом свете больше не увидят друг друга.

Попрощавшись, они еще долго шагали рядом. Небольшой поворот судьбы – и легко могло случиться, что эти люди рука об руку прошли бы через мировую историю как основатели нового государства...

Наконец один из них повернул направо, другой –

налево.

7

– У меня душа болит о нашем Прийду, – сказала однажды Май матери, спокойно вязавшей чулок. – Вот уже неделя, как его увели, а о нем ничего не слышно. Наверное, они бросили его в какое-нибудь подземелье и готовят ему голодную смерть, как, говорят, и раньше уже поступали со многими другими.

− Не говори о рыцарях с таким презрением, – наставительно сказала Крыыт. – Комтур честный человек, и он твердо обещал мне, что Прийду останется жив. Немцы никому не причиняют зла, а лишь наказывают каждого по заслугам.

− Неужели Прийду действительно такой преступник, что заслуживал бы смерти?

− Прийду ни в чем не виновен, во всем виноват этот проклятый кузнец, – обозлилась Крыыт. – Он нам постоянно вредит. Не будь его, Прийду давно стал бы с немцами приятелем и сам превратился бы в немца; он бы сейчас, как подобает господам по праву и обязанности, настолько презирал крестьян, что и разговаривать бы с ними не хотел, а тем более подстрекать их к сопротивлению. По закону возмутитель народа заслуживает смерти, но возмутитель не Прийду, а кузнец. Если

Прийду на днях не освободят, я пойду к комтуру и взвалю всю вину на кузнеца; я расскажу о всех его дерзостях и насмешках – тогда увидим, кого в конце концов призовут к ответу.

− Разве нельзя просить за Прийду, не жалуясь на кузнеца? – робко спросила Май. – Жалобы могут снова разгневать комтура, а если их не будет, он, может быть, и выслушает твою просьбу.

− Это уж мне лучше знать, чего стоит моя просьба в глазах комтура, – хвастливо заявила Крыыт, – но на кузнеца я все-таки пожалуюсь. Он разрушает счастье нашей жизни, так пусть же и сам пропадет! Портного флитергольда он так рассердил, что тот больше и не показывается.

− Слава богу, – прошептала Май.

− Ты еще молода, Май, – сказала Крыыт с легкой грустью, – ты не понимаешь, в чем для тебя благо, в чем зло, да много об этом и не раздумываешь. А я люблю тебя и ненавижу кузнеца именно за то, что он враг твоему счастью и счастью Прийду. Я горячо желаю, я дни и ночи молю святую деву, чтобы она помогла тебе и Прийду подняться выше этой презренной жизни, которая от рождения была суждена мне. Но это может осуществиться лишь в том случае, если ты станешь женой немца.

− Разве это такое уж большое счастье?

− Большего счастья тебе в этом мире не достигнуть. За крестьянина ты не можешь выйти, все они рабы, и ты и твои дети тоже стали бы рабами. Но будь они даже вольными людьми, я бы все равно не выдала тебя за крестьянина. Эстонцев не исправит ни свобода, ни что другое. Они грубы, суровы и жестоки. Если бы ими никто не правил, они сожрали бы друг друга. Женщину они не умеют уважать, превращают ее в рабочую скотину. А у немцев женщина в большом почете. Сам бог наложил на лица немцев печать более возвышенной натуры; они лицом красивее других людей, они честны, ласковы и великодушны...