Мститель

Исаия горько усмехнулся и сел на пол, положив свой посох рядом с ногами. К пророку подбежал первосвященник и злобно-заискивающим тоном пискнул:

– Встать, когда разговариваешь с царем Иудеи! Как ты смеешь сидеть на полу перед нашим владыкой, не получив на то разрешение?! Какое преступное неуважение к трону!

Исаия даже не глянул в его сторону. А царь Менассия вдруг вспомнил, как когда-то, давным-давно, в детстве, дед гулял с ним по лесу и учил его священному писанию, а когда они уставали, то он, так же как сейчас, садился на траву и клал рядом со своими вечно истоптанными сандалиями старый посох. И в эту секунду его сердце переполнилось жалостью к деду, и он так сильно захотел его отпустить и дать охрану из солдат, и отослать его далеко-далеко отсюда, из этого жестокого, буквоедского города, где столько многие влиятельные люди желали его казнить.

– Иерусалим, казнящий своих пророков, скоро и ты будешь казнен вавилонским мечом за все преступления твои! – выкрикнул пророк.

Менассия взял себя в руки и удалил жалость к деду из своего сердца.

– Мои стражники и люди первосвященника докладывают, что ты, дед, критиковал власть и хулил священный закон Моисеев, тем самым подняв руку на самое святое, что у нас есть! А справедливость не знает милосердия и родства!

Царь кашлянул и спросил Исаию:

– Скажи мне, признаёшь ли ты закон Моисеев, который мы называем Торой?

Исаия кивнул.

– А признаёшь ли ты Моисея величайшим пророком, который когда-либо жил на земле?

Исаия опять кивнул.

– Но вот сказал Г-дь Б-г наш, устами Моисея, учителя нашего: «Ибо не может человек увидеть Меня и остаться в живых». Это записано в книге Исхода. В главе 33, в 20-м стихе. А ты противоречишь ему! Ты сказал: «Я видел Г-да, сидящего на троне, высоко». Это записано в книге твоих пророчеств, в 6-й главе. Как же ты это объяснишь? Ведь здесь противоречие и оскорбление веры! А оскорбление веры карается смертью!!!

Менассия безумно огляделся по сторонам и продолжил:

– И власть царскую ты в толпе хулил! И к переменам взывал! Как смел ты это делать?!

– Не хочу тебе отвечать! Ты глуп, внук мой. Тебе суждено меня убить в любом случае. Так убей уже меня по неведению! Хотя бы это будет убийство по ошибке, а не преднамеренное!

Менассия вскочил с трона и сбежал вниз. Он выхватил копье у стоявшего рядом солдата и воткнул его в рот своему деду.

– Умри же, проклятый злодей, возомнивший себя более святым, чем Моисей! Умри за твой поганый и лживый язык, столько раз напрасно очернявший народ наш!

Пророк упал на пол, и его кровь залила подножие царского трона[63]…

Шолом закричал и проснулся. Его сердце бешено колотилось, а в голове застряла одна мысль:

– Все пророки умирали в борьбе за справедливость и благополучие бедняков!

Он открыл глаза и увидел большого паука висевшего высоко над ним. Он тяжело вздохнул и, повернувшись на другой бок, снова заснул.

Сцена 5

С большими сложностями, переодетые в гражданскую одежду, Виктор Слуцкий, Павел Блинов и Роман Козярский наконец-то прибыли в Екатеринодар. Город выглядел, как и положено прифронтовому городу. Везде, куда ни падал их взгляд, виднелись только люди в военной форме. Солдатами и офицерами были заполнены все улицы, рестораны и гостиницы. Троица через комендатуру города с большим трудом получила комнату, где они и заночевали на неудобных и скрипящих койках.

На следующее утро Блинов пошел узнавать о том, как и где можно начать службу, а Виктор остался с Ромой. Они вышли в город. Перекусили и вернулись к двум часам назад.

Блинов пришел усталый и помятый.

– Все будет путем! – выпалил Блинов. – Встречался с офицерами. Был в комендатуре. Нашего чёрта видел. Записаны мы все к генералу-майору Врангелю[64]. В его формирующиеся войска…Такие дела…

Тут Блинов замялся и, прикусив губу, сказал Роме:

– Ром, будь добр, на пару минут, оставь меня с Витей. Надо кое-что обговорить с глазу на глаз.

Рома встал с табуретки, на которой сидел всем своим полным, мощным телом, и, пожав плечами, добродушно вышел в коридор. Блинов снял фуражку, обнаружив, свежепостриженную русую голову. Из кармана кителя он вытащил носовой платок и вытер вспотевший лоб и красную влажную шею. Расстегнул душивший его ворот, обнаружив уже успевший испачкаться воротничок.

– Тут это, вот что, Витя. Да ты сядь… Дело такое. Проблема одна есть. Но мы её уладим. Но она есть, и нужно твое согласие.

Виктор сел напротив Паши и внимательно посмотрел на него. Он покрутил свой черный, закрученный кверху ус и прошелся пальцами по отрастающей эспаньолке.

– Слушаю тебя, Паша, – промолвил он.

Блинов посмотрел на него своими добрыми голубыми водянистыми глазами и сказал:

– Водки бы… А то такое дело всухую… Ну, да хрен с ним. Проблема, Витя, в том, что ты еврей…

И Блинов встал и нервно заходил по комнате.

Слуцкий усмехнулся и нервно провел рукой по вороту своей рубашки. Блинов же прошелся, как тигр, взад и вперед и продолжил: