С семьёю жили пока раздельно. Но раз в две недельки Светка налаживались в гости на выходные. Несколько раз она привозила с собой Юрку с Маринкой. Вот тут уже было реально неудобно. Детей приходилось класть с мамой на широкой кровати. Алексей же устраивался на узком и коротком для его 186 сантиметров роста диванчике. Но радость детей от общения с папкой, а также от зоопарка, аквапарка и других чудес была столь велика, что это полностью, да ещё с горкой искупало мелкие бытовые неудобства. И самому было радостно пообщаться с родными «спиногрызами».
Когда же три месяца стажировки минули, Ященко пригласил Алексея к себе на дачу. Для неформальной, сказал, беседы. А там, как бы между прочим, сказал:
«Вот в чём дело, Лёша. Сейчас ты казак вольный. О наших делах ты узнал самую малость, маковку. Но если впишешься, то будет уже по-взрослому. Ты начнёшь бывать в делах… – так и сказал: “бывать в делах”, – из которых обратного хода уже не будет. Много ты такого узнаешь, Лёша, что спать спокойно сможешь, пока в системе будешь оставаться. Грубо говоря, вход – рубль, выход… Это в зависимости от ситуации. Иной раз можно и вовсе не расплатиться…»
«Мафия?» – спросил себя Алексей. Но это было из категории «зряшных» вопросов и вслух он его не задал.
Вместо этого ответил, дождавшись, когда Тихон сделает ещё глоток:
«Знаешь, босс, – позволил себе всё же намекнуть на мафию, – я из своей армейской службы вынес одно. Я – русский офицер. Русский солдат. И то, что это – честь, мне внушил ещё отец. И я за всю жизнь, хоть и повидал бардака армейского и несправедливости разной, не имел несчастья сомневаться в его правоте. И я знаю, что умру с гордостью за то, что мне довелось в своей жизни быть русским солдатом».
Тихон остро посмотрел на него.
«Что, звучит пафосно? – выдержал его взгляд Алексей. – Прости уж. Это чтобы ты идею понял. Просто сразу тоже хочу предупредить: как офицер, русский офицер, криминалом погоны свои пачкать не буду. Да, я знаю, что по делам “Антея” видел только макушечку. Но если там, под макушечкой, что-то такое… кривое объявится, то я выйду любой ценой!».
Тихон продолжал смотреть на него стальными глазами. Трещинка на лбу его между бровями стала глубже.
Алексей держал этот взгляд, зная, чувствуя по такой же стальной волне, поднимавшейся изнутри, что так и будет. Если он увидит, что в «Антее» творится криминал, то посмотрим ещё, кому цена выхода покажется больше…
Будет так или никак! Такое он выбрал себе жизненное кредо. Ещё в детстве, в тех драках – что с камбродской шпаной в Луганске, что с камвольного в Брянске.
Наконец, Ященко усмехнулся – одними губами.
«Ты пей пиво-то, пей, – посоветовал он. – А то ишь, раздухарился…»
Помолчал и сказал:
«Правильный ты пацан, Лёшка. Жаль, не казак ты. Но я тебя вполне понимаю. С офицерским твоим словом. У нас тоже свои принципы есть. Кстати, из того же места растущие…».
Ещё пауза. Из-за угла дома вывернулась кошка. Чёрная. Посмотрела на людей внимательно, но как будто исподлобья. Надо же, как кошки смотреть умеют!
Тихон проследил за его взглядом, пояснил:
«Местная. Приходит, считает участок своей территорией. С характером, даже собак гоняет».
Кошка посмотрела на закрытую дверь дома, чуть ли не усмехнулась пренебрежительно и змеёй скользнула обратно за угол.
«Подкармливаю иногда, – почему-то счёл необходимым оправдаться Ященко. – Уважаю за характер».
Помолчали. Свиристела какая-то птица. Солнце яростно пыталось продраться сквозь листья берёз, что окружали деревянный стол, за которым сидели люди, но зелень твёрдо держала оборону, мгновенно отсекая и уничтожая прорывы. Уютно, отчего-то даже сладко…
«Есть у меня друг один – может, познакомлю когда, – продолжил Тихон. – Служили вместе, воевали. В Карабахе ещё. Официально тогда считалось – миротворили. То есть это такая служба, когда с обеих сторон в тебя пуляют и заложников из русских военнослужащих хватают.
И был у нас криминал. Причём ломовой. Аккурат перед дембелем.
Вырезали мы пост армянский… Случайно получилось, по ошибке. Вышли не в том квадрате. Горы…
Но при обстоятельствах на пожизненку тянет».
Тихон помолчал. Ухмыльнулся криво.
«Разборка была поначалу крутейшая. Спасло нас, по совести, то, что бодались наши тогда как раз с армянами. А их федаины тоже не зайчиками там прыгали. И верховодили ими и вовсе не наши советские армяне, а дашнаки из эмиграции.
В общем, начальство ситуацию развивать не стало. Списали на боевые. Или ещё на кого. До нас итогов не доводили, сам понимаешь. А нас те же особисты тишком да бочком в Россию. И раскассировали по разным полкам».
Снова пауза. Алексей разлил пиво по стаканам.
«И было нас трое друзей там. Мальчишки ещё. Срочники, по двадцать лет. И на каждом – по трупу. И на мне – два.