Оставшись наконец наедине со своими мыслями, он долго курил сигару, одну из тех, что так заботливо предоставил ему бульдог-надсмотрщик. День неспешно шел своим чередом, а Торонта сидел, скрестив длинные жилистые ноги, на нарах и задумчиво глядел в пространство, рассматривая кольца дыма, парившие в темном захолустье ветхих стен. Разные образы начинали являться перед ним, возбуждая разгоряченное сознание и формируя знакомые силуэты.
Первой пришла на память Мира. Он ясно помнил ее солнечную улыбку с белоснежными зубками и пышную шапку золотых кудряшек.
Раз. Мира жмурится от счастья, потому как Тор берет ее, маленькую и хрупкую, и, как обещал, ставит на вершину высокого холма, откуда она любила созерцать далекие окрестности. Словно ребенок, обрадованный новою игрушкой, кою подарили ему родители на очередной праздник, она заливается звонким смехом и бросает с холма на него пушистые одуванчики и белоснежные хризантемы.
Два. Он идет, притворяясь что не чувствует, как Миранда кидает на него синие шишечки туи, а Торонта продолжает поход, заворачивает за угол, прячется и оттуда выбрасывает целы фонтан этих шишечек, чем снова вызывает бесконечную радость.
Три. Они, держась за лапы, дружно и даже будто синхронно пересекают автотрассу. Проезжая часть. Машины – это не убийцы, но одна из самых ужасных и непредсказуемых причин неожиданной гибели. Он долго, в самых различных аспектах, с настойчивостью, повторяет это ей. Кажется, Мира совсем не слышит его. Вроде бы, движение затихло. Можно перейти. Она рванула слишком быстро и вприпрыжку помчалась через дорогу, умудряясь при этом звать его, добавляя свой звонкий смех. – Стой! – Торонта напрягает все силы, пытаясь догнать ее. – Погоди! Осторожно! Можно стоять на середине! Не спеши! Стой!» Он продолжает кричать до хрипоты в голосе. Но все заканчивается благополучно: они добираются до пункта назначения, миновав еще несколько таких опасных переходов…
Он с рождения был мрачным скептиком, и окружающие вызывали в нем непереносимое раздражение, отзывающееся в нем постольку, поскольку долго он общался с собеседником. Но Мира была тем светлым и добрым лучиком надежды, неким маячком, сигналившим о том, что не все так уж плохо в этом бренном мире. А теперь этот луч погас, а его крылья, вдохновляющие на встречу каждого нового дня, сгорели…
Он ходил, словно вымеряя каждый шаг, пристальным взглядом пронзая кирпичные стены. А там, за железными прутьями, все не смолкали шумные крики, поднятые грачами, недовольство коих выражалось по поводу найденного крупного пера, неизвестной птице принадлежащего. Торонта подошел ближе, начав разглядывать предмет столь живленной и кипучей дискуссии. Здесь он никогда бы не прогадал. Черное перо, обрамленное бархатными ворсинками, указывающими на густоту оперения, несвойственную щуплым грачам, могло принадлежать лишь одному персонажу, до боли в глазах знакомому и близкому Торонте.
Ворланд был здесь. И, скорее всего, далеко улететь он не мог: волоски точенной длинного пера все еще хранили ароматы смолы, еловых шишек, к коим примешивался запах скошенной травы и опалой листвы. Он долго рассматривал это напоминание о пернатом приятеле, не обращая внимания на возмущенные покрикивания грачей, требовавших вернуть им найденный предмет.
С вороном у него были дружеские , но сложные отношения, что выражалось в подшучивании друг над другом , иронии слов, метко брошенных , но не с целью обидеть или осквернить , а лишь затем только, чтобы подчеркнуть родство этих столь близких и метущихся душ.
Да и не всегда Вор и Тор подходили к приходили к компромиссу в своих дискуссиях – скорее, напротив, каждый оставался при своем, ценном для него мнении, однако ж прислушивался к совету приятеля и выделял для себя ту главную суть замечания , необходимость которого была выявлена и доказана с самых разных сторон рассматриваемого вопроса.