Мстители двенадцатого года

— Вот оно как получается, братцы. Смеху тут не должно быть. Его благородие корнет смело себя показал — сабля супротив банника слабое оружие. А что про ухо — частое дело в бою. У меня, по молодым годам, еще чуднее было. От верной погибели своя оплошность спасла.

— Это как же, дяденька Онисим?

Костер трещал, бросал искры в темное небо — они мешались там с мерцающими звездами.

— Это оченно просто получилось. Подпругу не шибко затянул. Коник мой с вечера оказался клевером нажрамшись, брюхо надул. А в атаку пошли, он и сдулся с заднего места. Чую, братцы, седло подо мной ходит, а не до этого — терпеть надо. Ну, встренулись, схватились. Пошла сеча. Звон стоит, искры с клинков сыпятся. И кровь повсюду хлещет. Вот тут он на меня летит, саблю свою занес. Я чуток отклонился — так на землю вместе с седлом и пал. Седло у коня под брюхом, а я под конем — ему и сабля досталась. Он, братцы, на меня всем своим туловом и рухнул. Да, надо сказать, собою от другого удара прикрыл. Тут уж я в себя вошел и снял врага пистолетом.

— Смешно, дяденька, — выдохнул молодой гусар.

— Оченно смешно. Коли из меня чуть все кишки сзаду не вылезли. А ухо что? Зарастет. Безухий конь не хуже ушастого. Главное дело — корнет не сробел.

— Да и наш поручик молодцом бился. Даром что молодой да нежный.

Алексей вошел в походную жизнь, в мимолетные схватки и долгие сражения легко и точно, как возвращается клинок в ножны. Он был смел, прекрасно владел саблей — еще в корпусе был первым фехтовальщиком; стрелял из пистолетов твердой рукой. Он был дружен с офицерами, нашел правильный язык и сношения с солдатами эскадрона. Он легко переносил военные тяготы — отчасти благодаря молодости и силе, отчасти закаленному предками духу.

Пожалуй, одно было тяжко ему — неизбежная походная и бивачная нечистота. Пока еще стояло тепло, Алексей при всякой оказии истово купался — то в бочке, то в коричневом сельском пруду, глинистые берега которого обильно уснащали скользким пометом крестьянские гуси. Надо еще заметить, что соблюдать личную чистоту кавалеристу куда как важнее, чем пехотинцу. День в седле, невнимание к чистоте — и потом не то что на коня не сесть, а ходить раскорякой будешь, морщась от боли при каждом шаге.

Но было и еще тяжкое обстоятельство: окровавленная в бою сабля. Алексей тщательно мыл и чистил клинок со вполне понятной брезгливостью и с отвращением. Однако никогда не поручал этого неприятного, но необходимого дела ни денщику, ни верному Волоху.

У многих гусар устье ножен обрамлял по краям комочек шерсти или материи. Поработавший в бою клинок, входя в ножны, обтирался сам собой этим комочком, однако тот через короткое время приобретал отвратительный запах; его выбрасывали и заменяли новым. Алексею это претило, и он не только тщательно вычищал клинок, но и отмывал рукоятку и дужку.

Хуже бывало с перчаткой и с правым рукавом доломана, который иной раз обильно орошался брызнувшей кровью. Тут уж Волох, не спрашивая указа, сам замывал испачканное с золой или, если оказывалось, с мылом.

С холодами соблюдать свою чистоту становилось все труднее. Праздниками становились дневки или ночлег в таких местах, где находилась банька — черная, низкая, тесная, но горячо натопленная, с духом вялого березового листа. А того лучше — не до конца разрушенный и разграбленный помещичий дом.

Радушный хозяин уж так стремился расстараться! Купанье, ужин с вином, а не с солдатской водкой, с вином, Бог весть как сбереженным от алчного завоевателя. Приветливая жена помещика, его восторженная дочь… Но главное — сон в чистой постели. И утренняя свежесть отдохнувшего и вымытого накануне тела.

Надо бы заметить, что и гусары Щербатова все на подбор были чисты, румяны, веселы и здоровы. И пользовались неотразимым успехом у девок и молодых баб в сохранившихся деревнях.

…Было на пути сельцо Малое. И в полном согласии с его именем имело всего дворов двенадцать да часовенку. Сельцо — французом не тронутое, вследствие того, что расположилось далеко в стороне от дороги да еще и укрывалось лесным мыском.

Переход был тяжкий. Приморились кони, вымотались до последней нитки люди. Гусары расседлали коней, засыпали каждому в торбу по щедрой мере овса, накрыли потные конские спины попонами. В первую голову гусар заботится о своем коне — чтоб был сыт, здоров, отдохнувший. Конь — он гусару и друг, и брат. И в походе не подведет, и в бою выручит.

Солдаты — где разбрелись по избам, где, составив ружья в козлы, разбили палатки. Распалили щедрые костры, в соседнем бочажке кашевары набрали воды, заладились варить кашу. Котлы подвесили где на сучковатые треноги, где на концы оглобель.

Небо затемнилось, засветилось точками звезд. Поплыл над лесом ущербный месяц. Пала на бивак тишина, лишь где-то далеко гремело ровным громом — кому-то и в ночь довелось сражаться.