Мстители двенадцатого года

Утро занялось солнечное и теплое. Очнулись мерзнувшие до того в своих худых гнездах птицы, оживились, защелкали и засвистели, прочистили перышки, расправили крылышки и порхнули за добычей.

Лошади тоже будто радовались распогодью, бодро выкидывали ноги, дробно стучали копытами, пофыркивали, встряхивая головой, мотали гривами.

Волох был сумрачен. Скакал рядом с командиром, задрав голову, чтобы не мешал козырек надвинутого на лоб кивера. Понужал без нужды коня и шпорами, и поводом.

Свернули в аллею, спешились возле барского дома. Хозяин выскочил в халате, приветливо-подобострастное лицо его вдруг разом превратилось в испуганное.

– Не тех ждали, сударь? – Алексей спешился, подошел вплотную. Волох остановился на шаг сзади, поигрывая надетой на кисть плетью.

Истомин развернулся, пошел было к дому, бросив через плечо: «Не принимаю».

– Постойте! – крикнул ему вслед Алексей. – Я еще с вами не рассчитался. – И бросил на землю несколько монет. – Это за баню и за ужин.

Истомин остановился, круто обернулся.

– Это оскорбление, милостивый государь! Ответите за это.

– Это аванс. А за полную расплату сейчас мои молодцы вас высекут.

– Меня? Дворянина? Сечь? – щеки его тряслись от гнева и страха. – Вы еще молоды! Я старше вас и годами, и чином! Я – капитан в отставке, кавалер…

– Предводитель, – дополнил хладнокровно Алексей. – Я помню. Но вы не дворянин. Вы предатель и подлец!

– Что? А вы трус! У вас за спиной десять ваших головорезов, а у меня – лишь беззащитная Софушка.

– Хотите поединка? Извольте. Но если останетесь в живых, вас все равно высекут.

– Вызываете? Отлично! Выбираю не пистолеты, а шпагу. Впрочем, у вас ведь ее все равно нет. Обзаведетесь – милости прошу!

– Волох! Нагони эскадрон, там, в моей коляске, отцова шпага. Доставь!

– Слушаю! – Волох вскочил в седло и – только пыль и крошево из-под копыт.

Корнет Елагин, закинув повод коня на ветку липы, подошел к Алексею.

– Вы хотите с ним драться?

– Непременно. – Алексей был холоден. Может быть, из недовольства собой. Поддался гневу, ввязался в историю. Дуэль в военное время сродни дезертирству. Ранение на такой дуэли есть бесчестье.

– Неприятность может выйти, господин поручик. Наш генерал дуэлистов не терпит. «Что за честь от своей руки погибнуть, – так говорит, – ты лучше в бою пострадай за Отечество».

– Не учите меня, корнет!

– Так ведь может случиться и разжалование.

– Честный солдат много лучше офицера, чести лишившегося.

Гусары, прислушиваясь, посмеиваясь в усы, потягивая из трубок, стояли кружком; лошади, не теряя времени, пощипывали скудную, уже зажелтевшую травку.

Пожав плечами, взволнованно теребя сабельный темляк, Елагин отошел в сторону. Алексей, заложив руки за спину, стал медленно прохаживаться, поддавая носком сапога комочки земли.

– В дом не приглашаю, – сказал ему в спину Истомин. Он уже несколько оправился.

– Да я бы и сам в ваш дом не взошел бы. – Любезность за любезность.

– Послушайте, князь, – примирительно заговорил Истомин. – Мы с вами взрослые люди, хлебнули полной мерой и царской службы, и житейских невзгод. Что нам делить?

– Что нам делить? Отечество! Я сражаюсь за поруганную Россию, а вы за ее поругателей. Мы – враги. А врагам добром и миром расходиться не должно.

– Вас ждут дома? Родители, невеста – ждут? Они ведь мечтают прижать вас к груди. Героя, освободителя. А коли вы падете жертвой глупой и вздорной дуэли, какая вам честь и слава?

– Славы не ищу, а честь свою берегу не токмо на бранном поле.

– Помилуйте, глупости какие.

– Наш разговор ни вам, ни мне не нужен. Угоден вам секундант?

– Полагаю, обойдемся без условностей. Разве что Софушку позвать? – несмелая, но близкая к наглости улыбка.

«А ведь он помощи ждет. А время теряется».

Стало беспокойно. Поблизости полк французов, жаждущих мести, а у него всего десяток гусар. Да где ж этот Волох?

А вот и он. Со шпагой в левой руке.

– Пожалуйте, сударь! – Алексей взял шпагу, обнажил, бросил ножны на землю.

– Минуту прошу. – Истомин быстро побежал в дом, мелькая из-под халата голыми икрами. Вернулся в панталонах и в сюртуке, тоже со шпагой. – К вашим услугам.

Алексей сбросил ментик, отдал Волоху кивер, стал в позицию.

С первым звоном он почувствовал, что шпага противника в умелой руке. Клинок Истомина точно шел на укол, давал надежную защиту, стремительно мелькая разозленными осами. Алексей с трудом выдерживал его натиск и в первые минуты схватки его умения хватало лишь на то, чтобы отбивать молниеносные атаки. Не зря Истомин, как вызванный на поединок, коварно выбрал шпагу – сам умелый в ее владении, он справедливо полагал, что гусарскому офицеру больше по руке тяжелая сабля, а не гибкий, быстрый и легкий шпажный клинок.

Окружив дуэлянтов полукольцом, взволнованно наблюдали гусары за поединком, переживая за своего командира, видя, что он не очень уверен, не очень умел в этом оружии. Со времени кадетского корпуса Алексей не держал в руке шпаги. Хотя был среди своих первым фехтовальщиком. Пику только и штык не любил – неизящное оружие, – однако не избегал и это мастерство освоить. В сражении любое оружие должно быть по руке. Видел он, как лихо отбивались артиллеристы тяжелыми банниками от насевших на батарею солдат.

– Не сметь! – вдруг раздался визгливый голос, и в распахнувшемся во втором этаже окне появилась разгневанная Софи в пеньюаре, с неубранными волосами. – Не сметь проливать кровь в моем доме! Вон отсюда! Гони их, Базиль!

Рад бы Базиль гнать, да уже поздно. Алексей приладился, правая рука его, да и все тело вспомнили давнюю науку, кисть заработала именно так, как нужно ей работать не саблей, а шпагой. Да и нашел он слабое место у противника – тот плохо двигался, неповоротлив был, грузен. Не в пример офицеру, сохранившему и укреплявшему в своем теле все то, что нужно в походе и в бранном деле.

Овладев инициативой, Алексей все больше теснил Истомина; тот начал отступать, пятиться…

– Убей его, Базиль! – Софи выкинула в окно оголенные до плеч руки.

Двойного натиска Истомин не вынес, и в тот момент, когда Алексей провел подготовленный стремительный удар, повернулся и побежал – шпага воткнулась ему в ягодицу. Базиль взвизгнул, выронил оружие, схватился за раненое место. Гусары безжалостно захохотали.

Алексей обтер платком кончик клинка, подобрал ножны, вставил в них шпагу, пробормотав:

– Осквернил, однако, славное оружие.

Волох, усмехнувшись в усы, добавил:

– Вот, предлагали же ему порку, легче бы обошлось.

Сбежала со ступеней крыльца Софи, обняла Базиля, повела в дом, все время стеная:

– Дóктора! Убийцы! Где доктор? Послать за ним немедля!

– Прощайте, сударь. – Алексей сделал легкий поклон. – Надеюсь, вы удовлетворены?

Истомин не ответил. Обернулась заплаканная Софи:

– Мужлан! Солдафон! Будь проклят!

Елагин вскочил в седло. Волох – тоже, проговорив:

– Удирать надо. Чую от сердца: француз нагрянет.

– Оно и кстати, – добавил молодой гусар, вставляя ногу в стремя. – Ж… барину подлечат.

– Я рад, что так сложилось, – сказал Алексею Елагин, скакавший рядом. – Теперь не станет шум поднимать – получить на дуэли такую позорную рану…

– Да мне все равно, – отмахнулся Алексей.

– Наплюнуть, – добавил Волох, склонный подслушивать.