Мучения Минти Мэлоун

— Ох-ох, — тихонько всхлипывала Эмбер. «Левая лапа сломана в двух местах. Боюсь, у нас плохие новости. Возможно, придется даже делать ампутацию».

— О нет! — простонала Эмбер. На щеках темнели потеки туши, подбородок морщился от рыданий.

Ветеринар сделал кролику укол, и тот одеревенел. Я тихо опустилась на стул.

«Выживет ли Пушок — вот в чем вопрос! — задушевно проговорил Рольф, поправляя на носу очки. — Лично я бы не поручился за хороший исход. Иногда зверьки не приходят в себя после наркоза, — доверительным шепотом комментировал он. — Их хрупкий организм попросту не выдерживает. Поэтому нам, ребята, предстоит напряженное ожидание…»

— Я не могу смотреть на это, — произнесла Эмбер и встала. — Скажешь мне, что с ним случилось, ладно, Минти? — Ступеньки лестницы проскрипели под ее ногами.

«А пока, — резвился Рольф, — давайте посмотрим, как живется нашему кенгуру Вилли в заповеднике после драки с кабаном Пэтом…»

— Все в порядке, Эмбер, — крикнула я через пять минут. — Кролику уже лучше.

Она приоткрыла дверь.

— Кролику уже лучше, — повторила я.

— Он жив?

— Да.

— А они сделали… — дрожащим голосом выговорила она.

— Нет, — успокоила я. — Его лапка в порядке. В нее вставили два стальных стержня — стала как новенькая, он снова скачет. Иди, сама посмотри.

Она бегом рванула вниз по лестнице и приклеилась к экрану, сжимая в руке промокшую салфетку. Пушок, слегка прихрамывая, робко прыгал в своем загончике.

— Слава богу, — выдохнула кузина. — Слава богу. — Она улыбнулась и вытерла слезы. «Как они с Педро похожи», — подумала я, когда на экране появились титры. Никогда не видела более сентиментальной старой птицы.

— С Новым годом тебя! — поздравила я.

— Да, с Новым годом! — просияла Эмбер. От печали не осталось и следа. — Как провела Рождество? — спросила она, выключая телевизор и принимая у меня пальто.

— Нормально, — ответила я, и мы пошли на кухню. — Тихо, правда. Мама все время торчала в кризисном центре — раздавала индейку бездомным. Так что мы с папой были вдвоем.

— О… — протянула Эмбер.

— Вообще-то, они поругались, — призналась я, пока Эмбер ставила чайник. — Папа сказал маме, что это у него кризис на Рождество, но ей было все равно. Она наотрез отказалась приходить домой.

— Минти, — заинтересовалась Эмбер, — почему тетушка Димпна прямо-таки одержима добрыми делами?

— Понятия не имею, — ответила я. — Может, потому, что святая Димпна — покровительница умалишенных? Наверное, дело в этом. А может, у нее мозги не на месте. Я знаю только одно: папа уже на пределе. Он угрожал ей разводом.

— О господи!

— Да ладно, он вечно пугает, что разведется. Чаще всего в шутку. Но сейчас, когда папа вышел на пенсию, я не уверена, шутит ли он.

— О боже.

— Он очень несчастен: мама вообще дома не появляется.

— Чем же он занят?

— Ходит в гольф-клуб. Читает. Слушает радио. На самом деле он уже дошел до ручки. Говорит, что не хочет и в старости жить один.

— Я его понимаю.

— Он не против благотворительности, — пояснила я. — Но считает, что у мамы должно оставаться время на семью.

— Бедный дядюшка Дэвид, — пробормотала Эмбер, наливая мне кофе. — Знаешь, тетя Димпна мне напоминает миссис Джеллиби из «Холодного дома» [54], — со знанием дела продолжала она. — Эта ненормальная собирала деньги для голодающих в Западной Африке, пока ее дети умирали с голоду и бегали в лохмотьях. Замечательная книга «Холодный дом», — с умным видом ораторствовала она. — Гневное обличение общества, развращенного жадностью, лицемерием и преступлениями. Шедевр литературы. — Слушая Эмбер, я подумала, уже не в первый раз, до чего же интересно она рассказывает о классической литературе: можно слушать хоть целый день. Странно, что такой умный и проницательный критик пишет жуткую чушь.

— А я даром времени не теряла! — похвасталась она. — Та-да-да! — Эмбер торжественно водрузила на кухонный стол свою последнюю рукопись. — Позвольте с гордостью представить: «Животная страсть»!

— Боже, ты закончила книгу… Мои поздравления! «Ничего себе!» — проснувшись, прокричал Педро, моргнул, встрепенулся и принялся чистить перышки.

— Работала как проклятая все Рождество, — возбужденно делилась Эмбер. — По двенадцать часов в день. Настроение поднялось, появились силы и вдохновение. И мне кажется, уж эта книга станет настоящим прорывом.