Мученик англичан

Маркиз проворно спрыгнул с лошади и, схватив противника, старался вырвать из его рук пистолет, который тот зарядил при приближении. Между ними завязалась борьба, но она была неравной: муж Екатерины, здоровенный крестьянин, оказался сильнее маркиза, и перевес клонился уже на его сторону, когда Люперкати, напрягая последние силы, сумел освободиться и тотчас, направив на него пистолет, спустил курок. Выстрел грянул… Екатерина осталась вдовой.

Тогда маркиз стал соображать, что ему следует воспользоваться этим обстоятельством, которое едва не приняло для него крайне трагический оборот. Он наклонился над убитым, снял с него платье, потом разделся сам и надел на себя одежду мертвеца, после чего не без труда натянул на труп свой собственный костюм. Потом беглец хлестнул лошадь, помогшую ему бежать, и та поскакала галопом вдогонку за другой лошадью, своей товаркой по конюшне, убежавшей обратно при виде гибели хозяина. Обе они помчались по знакомой дороге к постоялому двору, к своим яслям.

Тем временем Люперкати оттащил в сторону от проезжего тракта мертвое тело, прислонил его к бугру, и тут ему пришла в голову мысль выдать эти бренные останки за свои собственные. Среди нескольких бумаг, лежавших у него в карманах и не отобранных тюремным начальством, сохранилась записная книжечка с карандашом. Маркиз вырвал из нее листок и написал на нем следующие строки:

«Я бежал из форта Сент-Эльм, но, очутившись без средств, без друзей, без надежды, узнав о трагическом конце короля Мюрата, не будучи в силах влачить дольше горькое существование, добровольно лишаю себя жизни на дороге в Сорренто. Маркиз Андреа Люперкати».

Сделав это, он положил разряженный пистолет возле убитого, сказав про себя:

– Если только бедная Екатерина не заговорит, – а этой несчастной женщины, вероятно, уже нет теперь в живых, – то этот труп отлично может сойти хоть на некоторое время за труп маркиза Люперкати. Пуля раздробила челюсть этого бешеного неаполитанца, так что даже его вдове было бы трудно признать в нем своего мужа. Итак, Люперкати умер. Да здравствует… Но как же меня зовут с настоящей минуты? Екатерина не сочла нужным сообщить мне имя своего супруга! – Порывшись в карманах надетого им платья, маркиз нашел в нем нож, на рукоятке которого была вырезана надпись: «Джакопо Тоди», и пробормотал: – Ладно! Пусть я превращусь в Джакопо Тоди! Смотри, Джакопо, играй искуснее свою роль, чтобы не дать ожить для сбиров Фердинанда Четвертого бедному маркизу Люперкати, так плачевно окончившему свои дни на живописной дороге в Сорренто, где восхитительно протекал мой медовый месяц с Лидией… которая, конечно, давно считает меня умершим и будет очень счастлива, когда увидит меня в живых и любящим ее по-прежнему. Но где-то сейчас моя Лидия? Увижу ли я ее когда-нибудь?

Мечтая о жене, которую он надеялся разыскать, Люперкати, переодетый крестьянином, без помех достиг Сорренто. Там ему удалось найти корабль, который доставил его в Корсику. Оттуда, как он сообщил генералу Анрио в конце своего рассказа, ему представилась возможность переправиться во Францию, но, к несчастью, тут его дела не пошли успешно.

– Ну, – спросил Анрио, внимательно выслушав это повествование, – что же будет с тобой теперь?

– Не знаю…

– А твоя жена? Она считает тебя мертвым. Ты не знаешь…

– Все знаю: она готовится вступить во второй брак, выходит замуж за сына маршала Лефевра.

– И ты хочешь помешать этому браку? – осведомился Анрио.

– Я вправе препятствовать незаконному союзу, не так ли?

– И да, и нет. Ты жив и не жив. Ах, это ужасно запутанное положение! Что могу я сделать для тебя, старый товарищ?

– Пока ничего. Я должен сначала повидаться с Лидией. Прошу тебя об одном: не говори ничего, притворяйся ничего не знающим… будто тебе неизвестно, что я жив, что Лидия – моя жена. Ты обещаешь мне хранить тайну? Да? Ну, до скорого свидания, мой друг!

Озабоченный рассказанным ему приключением, Анрио собирался уже, вопреки данному совету, открыть все супруге маршала Лефевра, как вдруг в тот момент, когда он направился к особняку на Вандомской площади, двое мужчин подошли к нему и пригласили немедленно следовать за ними.

Удивленный, он повиновался. Подъехал фиакр, и Анрио отвезли в Консьержери, где он был немедленно посажен в тюрьму.

XXVI

Тихий вечер спускался на Лондон, приглушая его шум, и глубокое оцепенение овладевало опустевшим Сити. Крупные артерии всемирной торговли, улицы по соседству с Биржей, где сосредоточиваются финансовые операции целого света, принимали вид опустошенных дорог после междоусобной войны: всюду были заперты ставни, закрытые окна, безлюдные тротуары. Надо всем этим нависли тяжелая атмосфера, насыщенная дымом и всевозможными испарениями, и угрюмое затишье.

В то же время подобно пчелиному рою, вылетевшему из опустевшего улья, полчища приказчиков, клерков, служащих, купцов и банкиров устремились по всем дорогам во всевозможных экипажах к западным кварталам Лондона, просторным, прохладным, тенистым, к зеленеющим пригородным коттеджам, к особнякам близ Ричмонда, к домашнему уюту и семьям.