Мучимые ересями

Элана Тейт видела, что её дочь уже слишком многое принесла в жертву на алтаре ответственности, слишком многое отдала под тяжестью короны, которую ей пришлось принять, когда другие девочки ещё играли в куклы, отказалась от слишком многих радостей, которые должны были быть её. Шарлиен никогда не жаловалась, никогда не тратила усилий на жалость к самой себе и не признавалась, что скучает по этим вещам, но Элана скучала по ним вместо неё. В одинокие ночные часы^[5] она молилась о счастье своей дочери, умоляла Бога дать ей хоть маленький кусочек личной любви и радости в качестве частичной компенсации за весь холод, требующий напряжения сил престиж, власть и богатство её сана царствующей королевы. Конечно же, Бог не мог обречь её на жестокий, холодный брак после всего, что Он уже потребовал от неё! Но это было именно то, чего Элана боялась… и, хотя Шарлиен никогда не признавалась в этом, то её мать так же знала, что она боится этого.

В этот момент, на короткое мгновение, губы королевы-матери задрожали, а затем — к её удивлению и смущению — она разразилась совершенно неожиданными слезами. Зелёная Гора быстро поднялся, торопливо подошёл к ней, опустился на одно колено рядом с её креслом и взял её правую руку в обе свои, и она услышала его мягкие, встревоженные вопросы. Услышала, как он спрашивал её, почему она плачет. Но она не могла ему ответить. Она могла только смотреть через весь стол на молодого человека, который так неожиданно, не говоря ни слова, сказал ей, что её дочь нашла то, чего, по опасениям её матери, она никогда не сможет узнать.

* * *

Кайлеб Армак смотрел, как плачет королева-мать Элана, слушал, как Зелёная Гора тихо и встревоженно говорит с ней. Слёзы королевы-матери удивили его не меньше, чем первого советника Шарлиен, но лишь на мгновение. Только до тех пор, пока он не понял, как её глаза цепляются за него, даже сквозь слёзы, и не понял, что единственное, чего нет в её слезах — это печали.

Он промокнул рот белоснежной салфеткой, отложил её в сторону и отодвинул свой стул. По его настоятельной просьбе он, Элана и Зелёная Гора обедали без свидетелей. Даже слуги удалились, ожидая, что их позовут звоном колокольчика королевы-матери Эланы, если они понадобятся. Даже Мерлин Атравес стоял за дверью маленькой столовой, охраняя уединение всех её обитателей, и сейчас Кайлеб опустился на одно колено по другую сторону кресла Эланы. Он взял её свободную руку в свою, поднёс к губам и нежно поцеловал тыльную сторону ладони, затем поднял на неё взгляд — или, скорее, посмотрел, потому что от того, что она сидела, а он стоял на колене, их глаза были почти на одной высоте.

— Ваша Светлость, — пробормотал он, — я и сам, во многом, боялся того же.

— «Боялись», Ваше Величество? — переспросила Элана, и он кивнул, затем протянул левую руку. Нежный палец смахнул слёзы с её щеки, и он мягко, почти печально улыбнулся.

— Вы боялись, что ваша дочь попадёт в ловушку, — сказал он ей. — Вы боялись государственного брака без любви, основанного на холодном расчёте и честолюбии. Из того, что сказала мне Шарлиен, я полагаю, что вы поняли причины этого расчёта, поняли необходимость, стоящую за амбициями, но всё же вы боялись их. Так же, как и я. У меня были отчёты о вашей дочери, описания. Я знал её прошлое. Но я не знал её и боялся — очень боялся — что, если она примет моё предложение, я обрекаю нас обоих на необходимый, но лишённый любви союз. Что, подобно многим другим принцам и принцессам, королям и королевам, мы будем вынуждены пожертвовать наши собственные надежды на счастье на алтарь долга перед нашими коронами.

— Шарлиен изменила это во мне. Она изменила это, став тем, кого я мог бы любить, и тем, кто мог бы любить меня. Став такой же храброй, такой же тёплой и любящей, какой она была умной. Такой же сострадательной, как и прагматичной. Такой же нежной, насколько она могла быть безжалостной при необходимости. Я бы предложил ей этот брак, каким бы ни был её характер, и женился бы на ней со всей честью, даже если бы между нами не было никакой любви, точно так же, как она вышла бы за меня. Но Бог был добр к нам. Нам не нужно было делать этот выбор, потому что мы действительно любим друг друга. Я желаю, больше, чем я мог бы сказать, чтобы она была здесь, чтобы сказать вам это сама. Но она не может сделать этого сейчас. Бог, по Своей милости, может быть, и избавил нас от холодного, бесчувственного брака, но другие наши обязательства, другие наши обязанности остаются. И для Шарлиен было бы невозможно, как я знаю, мне нет нужды говорить вам, оставить эти обязанности невыполненными, а эти обязательства неудовлетворёнными. Вы — и барон Зелёной Горы — научили её этому, так же как мой отец научил меня, и никто из нас не будет недостоин наших учителей.