Мучная война

— У этого человека нет ни чести, ни принципов. Этот шустрый аббатик уже в ранней юности пустился в плавание по морю разврата. Его воспитанием не без удовольствия занималась наша жеманница и философка госпожа Жоффрен. Это от нее он научился той наигранной легкости манер, кою можно приобрести только при дворе или…

И он, улыбнувшись, вновь взглянул на Николя.

— …от рождения. С самого отъезда принца Луи…

При упоминании имени Рогана лицо Бретейля исказила исполненная ненависти гримаса. Николя вспомнил, что после падения Шуазеля место посла в Вене ускользнуло от Бретейля, ибо д’Эгийон назначил на него Рогана.

— …он решил, что его полномочия перешли к нему, и стал тешить себя иллюзиями, весьма для него лестными. Ему кажется, что именно он является здесь самым нужным человеком, а потому ему следует оказывать безоговорочное доверие. Император и Кауниц поощряют его претензии, но меня вызывающее поведение этого субъекта нисколько не устраивает. И я его уволил, так что через несколько дней, седьмого или восьмого числа, он уезжает. Не знаю, хватит ли вам времени распутать это дело. Я со своей стороны сделал все, чтобы убедить его, абсолютно все!

Тон Бретейля дал понять Николя, что посол использовал все имевшиеся у него полномочия и даже более. Однако по собственному опыту он знал, что когда люди в рясах идут на поводу у собственных страстей, от них ничего нельзя добиться. Не действуют ни мягкость, ни угрозы, ни напоминания о долге перед государством, ни призывы уважать власть. Совершенно очевидно, Жоржель имел свой интерес или же, будучи иезуитом, работал во славу ордена. Дело принимало дурной оборот, и увольнение аббата пришлось весьма некстати, ибо создавало лишние препятствия. Впрочем, как говорил господин де Ноблекур: «Зовут на помощь, когда пожар уже начался!»

— Не хотите ли, господин маркиз, остановиться у меня? Разумеется с вашей… свитой. Полагаю, вы привезли бюст севрского фарфора, предназначенный для императрицы?

— Да, и он имеет поразительное сходство с моделью. И у меня с собой письмо от ее величества к ее августейшей матушке.

Лицо Бретейля озарилось радостью, и он, молитвенно сложив руки, театральным жестом вознес их ввысь, словно воздавая благодарность судьбе.

— Итак, благодаря вашему рвению и усилиям нас ожидает аудиенция во дворце. Вы были представлены королеве?

— Как только она прибыла во Францию: я сопровождал в Компьень короля и дофина.

Бретейль не стал более расспрашивать, а Николя остерегся расцветить свой ответ подробностями, ибо посвященным фраза его говорила о многом. В разговорах с придворными он приучился напускать таинственности. Привычка заинтриговать собеседника лаконизмом и никогда не отвечать на незаданные вопросы часто служила ему щитом. Приняв рассеянный вид, он скромно опустил глаза, усмехаясь про себя собственной хитрости. Он чувствовал, что эту партию он выиграл, и выиграл ее у опытного и жесткого игрока. Заметив, что Бретейль с блаженным видом наслаждается хорошими новостями, Николя посчитал момент вполне подходящим, дабы начать разговор о другой стороне его миссии в Вене.

— Могу ли я, господин посол, рассчитывать на вашу помощь в составлении доклада господину де Вержену относительно расширения границ империи, каковой доклад министр хотел бы получить исключительно тайным и безопасным путем?

Бретейль сурово взглянул на него: вопрос напрямую затрагивал сферу его компетенции.

— Помимо особого поручения министра, мы составляем донесение относительно Молдавии, а также о волнениях в Богемии, эхо которых успело докатиться до Вены. Остается только узнать, как передать эти донесения, не подвергая их риску… Ваш статус курьера вам нисколько не поможет… Они вскрывают дипломатическую почту, обыскивают курьеров и забирают все, что их интересует. Мы пишем протесты, а князь Кауниц в перерыве между охотой на мух высказывает сожаления о неловкости своих агентов. Насколько мне известно от министров других иностранных дворов, он вообще не склонен выражать соболезнования и приносить извинения. А зло тем временем продолжается! Как вы намерены провезти депешу?

— Позвольте мне пока умолчать о моем способе.

— Разумеется, мы ее зашифруем, но мы же знаем, как быстро они подбирают ключи к нашим шифрам.

Неожиданно посланник бросился к двери, расположенной ровно напротив той, через которую они вошли, и Николя услышал, как он тихо, но крепко выругался; вернулся посол весь красный, кипящий от гнева.

— Ну, что я вам говорил! Я со всех сторон окружен шпионами и доносчиками. Этот мошенник лакей решил подслушать нашу беседу. Вы, наверное, подумали, что теперь я выгоню его. Увы, тот, кого я найму, будет еще хуже. К счастью, дверь обита толстой тканью, наподобие матраса. Принц Роган принимал здесь своих шлюх, переодетых аббатами… Знаете, в пользу кого они шпионят? Да в пользу Рогана, Эгийона и их своры. Об австрийском кабинете мы даже не говорим; не исключено, что они делятся подслушанными сведениями даже с самим грозным владельцем Сан-Суси.[5]

Он перевел дыхание.