Мучная война

— Господин маркиз, я рассчитываю на ваше рвение; вся ваша предыдущая деятельность позволяет надеяться, что на этот раз нам повезет. А сейчас я без промедления отправляюсь к ее величеству просить об аудиенции, день и час которой я вам сообщу. Долго искать Жоржеля вам не придется: он живет в гостинице «Золотой телец», ибо надменно отверг мое приглашение расположиться у меня в посольском особняке.

Пройдя через лабиринт коридоров, они вернулись в кабинет посла. Затем Бретейль проводил Николя до лестницы, по дороге громко расспрашивая его о парижских актрисах и сокрушаясь о холодной зиме.

Сев в карету, Николя подвел итог встречи с послом. Заручившись лояльным отношением Бретейля с первой же встречи, он мог считать себя счастливчиком: все говорили, что поначалу посол ведет себя с теми, кто ему представляется, исключительно грубо. Тем не менее за позолотой слов и дипломатическими софизмами ему почудилось некое противодействие. Но сейчас Николя был нужен послу, даже необходим, да и связи комиссара были таковы, что пренебрегать ими не стоило. Теперь Николя предстояло выслушать аббата Жоржеля, второй голос дуэта, который он составлял с послом. Так как местопребывание аббата не секрет, задача упрощалась. Он чувствовал, что разговор не будет простым, ибо противник его не боялся навлечь на себя гнев ни своего непосредственного начальника, ни самого министра. Неизменно чувствуя себя слугой короля, комиссар не мог не возмущаться поведением аббата, хотя понимал, что поступать так Жоржелю позволяет как слава его ордена, так и уверенность в поддержке могущественного клана Роганов и его сторонников.

Он нашел аббата Жоржеля в салоне гостиницы: тот наслаждался чашечкой шоколада с пирожным. Прежде чем подойти к нему, Николя долго изучал его отражение в одном из висящих на стене зеркал. Маленький рост, завитые и напудренные волосы, черное, элегантного покроя платье со скромными брыжами, более напоминавшими галстук, нежели обязательную принадлежность облачения священника. Светлые глаза, узкий рот, стиснутый двумя асимметричными складками, и вздернутые плечи производили впечатление скучное и безрадостное. Он приблизился.

— Господин аббат, вы мне позволите потревожить вас, невзирая на трапезу? Разрешите представиться…

Аббат смерил его холодным взором, и плечи его еще больше заходили ходуном.

— Вы маркиз де Ранрей, более известный под именем Ле Флока, комиссара полиции Шатле.

Казалось, аббат нисколько не удивлен их неожиданной встречей. Похоже, его предупредили о ней заранее. Николя почувствовал в этом скрытую угрозу.

— Что ж, тем лучше, мне не придется представляться. Это упрощает мою задачу.

Губы аббата слегка искривились, видимо, обозначая улыбку.

— Садитесь, господин маркиз. Здесь прекрасно взбивают шоколад. Не хотите ли чашечку?

— Вряд ли можно отказаться от такого соблазнительного и высказанного в столь изящной форме приглашения, — опускаясь на стул, ответил Николя.

Он выбрал самый беззаботный тон. Сумеет ли он с его помощью растопить лед недоверия собеседника? Аббат умолк. Николя не терпелось узнать, насколько далеко простиралась его осведомленность. Не сумев подобрать подходящего предлога для начала разговора, он решил приступить прямо к делу.

— Полагаю, вам известна причина моего приезда в Вену?

— Вы правильно полагаете. Вы привезли бюст севрского фарфора, подарок нашей нынешней государыни, предназначенный для королевы Венгрии, и прихватили с собой записочку от дочери к маменьке.

Николя внутренне собрался. И тон, и форму высказываний аббата он считал неприемлемыми.

— Вы прекрасно информированы.

Он вспомнил аудиенцию в Версале. Помимо королевы, в покоях ее величества присутствовали посол Мерси-Аржанто и несколько придворных дам. Любой мог оказаться виновником утечки сведений. А аббат, без сомнения, получил их через Роганов.

— Итак, господин аббат, мне не стоит распространяться об истинной цели своей миссии, а именно встретиться с вами по указанию господина де Вержена и выяснить у вас причины, на основании которых вы отказываетесь информировать вашего посла относительно известного вам вопроса…

Он не стал придумывать замысловатого завершение фразы, ибо ему показалось, что слова его задели Жоржеля за живое.

— Сударь, — ответил тот, — разве я могу быть уверен в вашей беспристрастности? Вы выходите из резиденции посла Франции, и нет оснований сомневаться, что затворившийся там субъект не стал петь мне хвалы. Что я могу противопоставить словам этого высокопоставленного и могущественного чиновника, который, подобно фальшивому самоцвету, сверкает, но не имеет никакой ценности? Станете вы мне верить? Или даже слушать? Сможете ли с пониманием внимать моим словам после того злословия и клеветы, что высказаны в мой адрес?

— Однако, сударь, не вижу с вашей стороны оснований заранее испытывать предубеждение по отношению ко мне.