Итак, Рицци вернулся! Я страшно перепугалась. И в тот момент, когда я прочитала записку и стояла, не зная, что делать, где скрыться, ко мне подошел незнакомец, говоривший с немецким акцентом и разыскивавший Одиль Бланш. Мне повезло: я увидела его первой, он еще не успел никого в деревне расспросить обо мне… Я сразу поняла, что это он привез записку от Рицци. А тот, решила я, просто не рискнул появиться в деревне, но, может быть, выжидает где-нибудь поблизости. И тут меня осенило, как можно выиграть время и сбить со следа этого посланца, благо он выглядел простаком. Та русская княгиня, бывшая балерина, любила вспоминать, как она танцевала в балете «Лебединое озеро». Ей нравилось мое имя и она рассказала о коварной Одиль и нежной, безгрешной Одетт. Я наплела незнакомцу, что Одиль давно умерла, а я всего лишь ее сестра Одетт. Он ушел. Ах, если бы я знала, что он уже не вернется! Но я боялась, что Рицци где-то поблизости, а он-то прекрасно знал, что у Одиль не было никакой сестры Одетт! В любую минуту я ждала, что появится Рицци и исполнит свою угрозу. При всем желании я не могла положить брошь в тайник, ведь я сожгла старый манеж с конем руэн, когда партизаны убили моего мужа. Но я боялась, что Рицци не станет слушать мои объяснения. От страха я словно повредилась рассудком! Я решила, что если я понадежнее спрячу брошь, если он не сможет ее найти, то отвяжется от меня. И меня осенило. Сейчас мне это кажется огромной глупостью, но тогда со страху я готова была на все. я вспомнила старый кулон, который когда-то видела у Маргарет: янтарный кулон с застрявшим в нем камешком. Я была так невежественна, я думала, что камешек упал в раскаленный янтарь и застыл вместе с ним. И я решила: брошь нужно спрятать в стеклянное изделие, а стекло выкрасить в черный цвет, чтобы все скрыть.
Я села в машину и поехала в Паси-сюр-Аржансон, где была мастерская твоего отца. Конечно, я была не в себе. Твои отец и мать работали. Я вбежала и, как сумасшедшая, ничего не объясняя, подбежала к Катрин, которая как раз вытащила из плавильной печи трубку с комком расплавленной стеклянной массы, и стала требовать, чтобы она погрузила туда мою брошь. Катрин и Лотер пытались убедить меня, что это невозможно, что брошь расплавится. Я рыдала и говорила, что меня убьют, если я не спрячу брошь. И тогда Катрин, которая вообще была глуповата, воскликнула: «Да что вы так беспокоитесь о какой-то подделке! Кому она нужна?» – «Это не подделка!» – закричала я. «Да нет же, – хлопнула глазами Катрин. – Вы же сами всех уверяли, что это подделка! Медь и стекло! И они расплавятся!»
Я не выдержала. Я схватила щипцы и всунула брошь в стеклянную массу. И тут же увидела, что она распадается… золото расплавилось мгновенно, растеклось золотыми нитями, сапфир превратился в серый камень, а алмазы разошлись по всему этому комку расплавленной стеклянной массы.
Катрин воскликнула удивленно: «А ведь правда! Это была не стекляшка!»
Ненависть захлестнула меня. Я словно забыла, что сама виновата, что сама бросила брошь в расплавленное стекло. Я выхватила из рук остолбеневшего Лотера железный прут с кусочком расплавленного стекла на конце – и вонзила в горло Катрин. А когда увидела, что натворила, бросилась бежать.
Я вскочила в машину и вернулась в Мулян. В глазах у меня маячило прожженное горло Катрин, в ушах звенел крик Лотера, ноздри были забиты запахом паленого мяса. Я провела кошмарную ночь, каждую минуту ожидая жандармов, которые придут арестовывать меня за убийство, но они появились только утром и сообщили, что мой сын убил свою жену, а потом покончил с собой. Я была потрясена так, что почти ничего не соображала. Я не понимала, почему Лотер взял вину на себя, почему он совершил самоубийство. А потом, придя в мастерскую, увидела стеклянную змею, внутри которой мелькали золотые полосы, темнел серый камень и кое-где поблескивали алмазы. Я поняла, что эту змею сделал Лотер перед смертью. Сделал для меня… И я забрала ее. Я ощущала страшное горе из-за смерти сына, но в то же время чувствовала себя свободной: проклятая брошь исчезла! Теперь змея не причинит мне зла!
И все же я берегла эту фигурку. Купила сейф, где хранила ее вместе с самыми ценными бумагами. Потом, когда прославились секретные замки Маршана, я поставила один из них. Ключ носила на шее.
Время шло, ты вырос, и мне казалось, что моя жизнь пошла по кругу! Я потеряла мужа из-за того, что он продавал наркотики, – и ты начал их продавать. Мой сын был стеклодувом – и ты стал им… Благодарение богу, ты хотя бы уехал из той ужасной мастерской, где погибли твои родители.
Но постепенно я со всем смирилась. Даже с тем, что однажды узнала о твоей связи с Эппл. Потом я заметила, что она шарит в моих бумагах, перерывает старые книги. Я боялась, что она подслушивает мой бред. Мне стало трудно держать в узде воспоминания. Во время приступов сомнамбулизма я не контролирую себя и наверняка выбалтываю то, о чем следовало бы молчать…