Мудрость психики. Глубинная психология в век нейронаук

Управление с помощью оскорбления

Стиль управления, характерный для нашего руководства, пытаются представлять как прямой и мужественный, но на самом деле он оскорбительный и нездоровый. Раньше между критическим замечанием и оскорблением существовала граница. Но только не сейчас. На прошлой неделе я делал презентацию чернового варианта рекламной кампании, над которым работал всю неделю. При создании рекламы этого парфюма меня попросили «мыслить как молодой». Однако мне 55, я не «молод». Интересно, зачем меня поставили на этот проект и почему он должен быть ориентирован на молодежь, когда в основном этот парфюм покупают женщины моего возраста (50–60 лет). Мой шеф на двадцать лет моложе меня, его зовут Франсуа, но ему нравится, когда его называют Фрэнки. Фрэнки – типичный образчик «бобу»⁷. Его наняли, когда наша компания, как и другие, пошла на поводу у молодежной культуры. Конечно, он считает, что только «молодость» представляет ценность. Он убежден, что назвать парфюм «Яд» – самая блестящая идея за всю историю рекламного бизнеса. Этим все его знания истории ограничиваются. Он хочет, чтобы его звали Фрэнки, потому что в американской культуре он больше всего ценит экстремальные виды спорта (которые, по-моему, противоречат самой идее спорта) и бои без правил (апофеоз злобы). Мне, например, в американской культуре нравится то, что рядовые американцы жертвуют на благотворительность и некоммерческим организациям больше, чем где бы то ни было еще на планете. А он не видит в этом ценности. Он считает, что даже Красный Крест – это обман. Мы родом из одного города, одной среды, но при этом живем в разных мирах. Разница в возрасте – новый железный занавес.

Вот что они сказал, когда отверг мой вариант: «Полный отстой! Признайся, что тебе было просто лень. И не говори, что ты веришь, будто это подойдет молодежи!» Я знаю, что он не считает себя невоспитанным, потому что в его понимании грубость – это проявление силы, жесткой хватки молодого волка. Я же вижу другое: словесное насилие, подростковую невоспитанность и организационную глупость. Теперь каждый раз, когда мне нужно иметь с ним дело, у меня в желудке все сжимается.

Мне хорошо платят. У меня есть превосходство в положении. У меня есть финансовая стабильность. Я мог бы даже превзойти его в играх в «бобу», потому что я могу оставить работу хоть сейчас, если захочу, и вести богемный образ жизни, которому он только подражает. Я знаю, что хорошо делаю свою работу, потому что мой рекламный продукт продается, но в этой атмосфере мне становится дурно, физически плохо. У меня начинается диарея, тошнота, пропадает аппетит. Мне придется рано уйти на пенсию, чтобы остаться в живых. В 55 я уже «бывший», так как эта культура цинизма не для меня. Хотя для молодого поколения цинизм – ценность. Я думаю, это у них такой защитный механизм. Они успели увидеть очень много обмана и манипулирования; они считают себя более прозорливыми, и я могу это оценить. Мы и вправду были немного наивными. Возможно, именно их поколение покажет, что наша культура – это культура смерти. Я далек от простодушия и не понаслышке знаю, сколько обмана присутствует в любой организации, даже в Красном Кресте. Я знаю, что благотворительность может быть только прикрытием. И все-таки я не могу жить в циничном мире Фрэнки, и я счастлив, что могу удалиться от дел. Если, судя по средней продолжительности жизни, я умру в 85, это значит, что у меня впереди еще тридцать лет, и мне интересно пронаблюдать, как будет стареть эта культура цинизма. Как человек типа Фрэнки будет выживать, испытывая презрение ко всему, что приносит счастье? Я посмотрю, что с ним станется.