Я сажусь как можно дальше от компании мам с детьми, осторожно кладу перед собой книгу и смотрю на бассейн, где по-прежнему плавает Олимпиец. Интересно, свободен ли он. Я подумываю растянуть чай подольше в надежде, что он может зайти в кафе после плавания, но быстро отказываюсь от этой идеи, потому что уже на грани опоздания на работу. К тому же мой нынешний джемпер немногим соблазнительнее чехла для чайника. Он сел при стирке, и рукава стали слишком короткими. Если – а это гигантское «если» – я собираюсь попытаться завести знакомство со столь привлекательным мужчиной, как Олимпиец, нужно хотя бы убедиться, что я не выгляжу как ходячая барахолка. Подбегает Фло и с грохотом ставит на стол дымящуюся кружку черного чая.
– Сейчас еще принесу кекс. Думаю, ты не откажешься.
– Спасибо, Фло.
Она берет книгу и читает название, с удивлением и изрядной долей веселья.
– «Смерть в Викторианскую эпоху». Ну и ну! Не слишком радостно. Тебе стоит попробовать что-нибудь полегче.
– Это для учебы. Я собираюсь водить экскурсии на кладбище.
На лице у Фло отображается ужас. Запах гари гонит ее обратно к прилавку прежде, чем она успевает высказать свой испуг, но вскоре она возвращается с моим кексом.
– Немного подгорел по бокам, но я намазала его маслом, – Фло наклоняется ко мне. – Так что там случилось? – она слегка кивает головой в сторону столика Джейдена.
Час расплаты за кекс.
Я вздыхаю.
– Мы друг друга не поняли. Это случилось какое-то время назад, но, видимо, я ее расстроила. Возможно, повела себя немного грубо.
Фло хлопает меня по руке.
– Не переживай, милая. Что было, то прошло.
У прилавка образуется очередь, и Фло возвращается на рабочее место, дав мне прощальный совет:
– Ешь кекс, пока не остыл.
21
Элис проснулась, дрожа от липкого холода. Тошнота накатывала волнами, маленькими, но постоянными, с периодической внезапной рвотой от какого-нибудь вкуса или запаха. Руки и ноги казались свинцовыми – раздутыми и обессиленными от ядовитого коктейля, ползущего по венам. От нее осталась лишь кожа да кости. Одежда жалким образом висела на костлявых плечах и бедрах, а лицо приобрело цвет сырого рубца. Какого черта она себя на это обрекает? Стоит ли оно того? И что будет с Мэтти? Он пытался делать вид, что все хорошо, с типичной подростковой бравадой, но она видела страх и беспокойство в его глазах.
«Элпи, элпи, элпи». Слова возникли у нее в голове, словно выброшенные морем на берег старые куски древесины. Когда Мэтти был маленьким, он любил играть в игру. Широко открывал глаза и делал вид, что боится. Рисовал указательными пальчиками картинки в воздухе и шептал слова: «Элпи, элпи, элпи». Всегда одно и то же – она так и не поняла, что он имел в виду. Снова и снова, в определенный момент он замирал и отчаянно хотел, чтобы она присоединилась, заполнила недостающие детали. Но эту загадку ей так и не удалось разгадать, как и тайну маленьких белых перышек, которые она иногда находила в его карманах.
Может быть, порой его страх был настоящим, а не вымышленным.
Мэтти уселся под деревом и достал из кармана сигарету и коробок спичек. Сигареты ему дал Сэм. Он стащил у мамы целую пачку.
– Даже не заметит, – хвастался он. – У нас дома их всегда полно.
Сэм научил его курить. Мэтти не слишком нравился вкус, но он чувствовал себя крутым. Ну, когда не кашлял. Чувствовал себя больше похожим на остальных мальчиков в школе. Хоть в чем-то. Это было сложно объяснить, но он часто ощущал какую-то дистанцию, словно в нем чего-то не хватало или он был немного мутантом. С каким-то неправильным геном, словно неровным кусочком пазла, который не может встать на место.
Отсюда Мэтти видел свой дом. Он сидел в лесу возле задней части сада, но пришел сюда по тропинке с дороги. В глубине сад был непроходимым, наглухо зарос крапивой и ежевикой. Однажды он предложил его почистить. У них стало бы больше места, и, может, он смог бы завести еще кроликов, но маме эта идея не понравилась. Он вставил в рот сигарету и чиркнул спичкой. Осторожно всосал воздух, пока конец сигареты не засветился, и выдохнул дым, так и не затянувшись. Мэтти пришел сюда курить,