На мгновение даже она потеряла дар речи. Как и все остальные. И, глядя на ошеломленные лица на скамьях представителей, от граждан Хайгена и Ишера до удивительно популярного нищего, избранного от Трех Ферм, Орсо знал, что каждый из них отчаянно пытается решить это новое уравнение, вычислить, в чем заключаются его насущные интересы и, соответственно, какую конкретно смесь эмоций следует выставить на обозрение. Он подозревал, что в этот момент люди меняли стороны быстрее, чем когда-либо, с тех пор, как его отца так неожиданно избрали на трон.
Те, кто был наиболее предан Великой Перемене, в смятении потрясали кулаками и орали. Некоторые из бывших лордов не выглядели удивленными и, тем более, недовольными. Большинство предпочло – пожалуй, благоразумно, – не показывать своих чувств и подождать развязки. Однако наверху, на галереях для публики, мнения высказывались более откровенно.
– Молодой Лев! – выкрикнул кто-то. (Это звучало очень похоже на громогласную поддержку.)
– Любимица трущоб! – раздался женский голос. – Ты спасла мне… – (Голос оборвался резким взвизгом.)
– Свобода! Свобода! – (Кому? От чего? Никто не объяснил.)
Публикой овладело лихорадочное возбуждение. Нечто вроде безумия, где смешались надежда, страх и ярость – может быть, сродни тому, что было в тот день, когда ломатели захватили город. Люди рвались к выходу – одни стремились к безопасности, другие к своим семьям. Другие пробивались к ограждениям галерей, чтобы огласить свое негодование или одобрение.
– Смерть аристократам!
– Хватит кровопролитий! Хватит кровопролитий!
– Долой Великую Перемену!
– Вешай всех!
– Сволочи!
Прозвучал даже жалобный выкрик: «Да здравствует король!» Был ли кричавший чересчур откровенным человеком, полным безумцем или же загодя сделал ставку на новую реальность – определить было невозможно.
– Ну, в
Она указала на Орсо пальцем, на котором блестело, по крайней мере, четыре краденых обручальных кольца:
– Поскольку вам так не терпелось обличить себя ради вашей возлюбленной сестрички, теперь вы можете совершить вместе с ней последний прыжок. Капрал Хальдер, свяжите этого мудака!
Судя по его виду, Хальдер скорее предпочел бы выскользнуть через боковую дверь, но привычку к повиновению было трудно перебороть. Вместе с одним из своих товарищей он заломил Орсо руки за спину, и веревка больно впилась в его запястья. Тем временем Броуд вывел Савин из загородки и тоже связал ей руки, выпятив тяжелую челюсть и неподвижно глядя перед собой налитыми кровью глазами.
– Сжигатели, ко мне! – заверещала Судья.
Они начали стягиваться изо всех концов зала – с представительских скамей, с галерей для публики, со своих постов возле стены, где они несли охрану. Мужчины и женщины в заляпанной красным одежде, в забрызганных красным доспехах, с фанатическим огнем, по-прежнему горящим в глазах. Мужчины и женщины, которые предпочли бы сгореть заживо, чем видеть возвращение хоть какой-то версии старого Союза.
Хальдер схватил Орсо под локоть и повел к проходу. Человек восемьдесят сжигателей обступили их плотным кольцом, обнажив клинки. Судья яростно выступала во главе шествия.
Дверь под плечом Вик задрожала, раздался треск ломающегося дерева.
Значит, они принесли топор и, судя по ощущениям, немаленький. Она подумала о том, как долго они с Горстом смогут удерживать эту дверь. И сколько сжигателей находится по ту сторону. И что случится, когда они окажутся внутри. Ответы ни на один из этих вопросов ей не нравились.
Удары топором прекратились, и внезапно дверь снова толкнули еще сильнее, чем прежде, так что Вик едва не плюхнулась на пол.
Она запихала в скобы обломки копья вместо отсутствующего засова, но они плохо подходили, гнулись и вываливались. Снаружи доносились голоса, один из них задавал ритм:
– Давай! Давай! Давай!
Раздался тихий скрежет, и Вик, охваченная холодным ужасом, увидела, как одна из скоб отходит от дверного полотна: проржавевшие гвозди вылезали из треснувшего дерева под давлением снаружи.
– Здесь все прогнило! – прошипела Вик сквозь стиснутые зубы.
В двери приоткрылась щелка, потом она стала шире, надсадное кряканье с другой стороны стало слышнее.
Горст встретился с ней взглядом, и Вик почувствовала, что они пришли к одному и тому же заключению: им недолго удастся держать эту дверь закрытой.
– На счет «три», – прошептал он, продолжая подпирать дверь плечом, но вытаскивая второй рукой короткий клинок, – мы откроем.
– Что-о?!
– И примем бой.
Дверь рывком продвинулась еще на палец. Что-то проскользнуло в щель, так близко, что Вик пришлось отодвинуть голову и скосить глаза, чтобы разглядеть его. Острие копья. Его использовали как рычаг, чтобы открыть дверь.
– Один, – пропищал Горст.
Вик в последний раз пихнула дверь и откатилась назад, схватив с пола свою окровавленную дубинку.
– Два.
Скоба окончательно отделилась от дерева и свалилась на пол, обломки копья рассыпались вокруг. Сапоги Горста поехали по полу под очередным нажимом с той стороны.
– Три!