Мудрость толпы

Он пришпорил коня, и боль пронзила его собственную ногу. Сбил с ног какого-то человека; тот отлетел в сторону, врезавшись в стену прохода. Его вопль потонул в гулком грохоте. Топот копыт, лязг доспехов, звон оружия, крики офицеров – все те звуки, которые так любил Лео. Он снова был Молодым Львом!

Они вылетели на яркий свет. Впереди, где дорога сужалась между двумя белыми зданиями, их встречало некое подобие сопротивления. Несколько дюжин сжигателей, перемазанных красной краской, поспешно сооружали баррикаду вокруг перевернутой повозки.

Лео не смог бы остановиться, даже если бы хотел – а он не хотел.

– За Союз! – проревел он, чувствуя, как все тело болит от усилий держаться на лошади. – В атаку!

Он выбрал место, пригнулся, перепрыгнул несколько сцепившихся ножками стульев и приземлился с другой стороны баррикады среди вопящих сжигателей, разбрасывая тела.

Чтобы вынуть меч, ему пришлось бросить поводья. Можно было бы подумать, что с одной рукой еще вполне можно рубить клинком, но без ноги, чтобы цепляться за лошадь, и второй руки, чтобы удерживать баланс, он лишь беспомощно болтался в седле, маша мечом без большого толка. Попав по кому-то плашмя, он едва не выронил меч. Собственная неуклюжесть наполнила его яростью, и он стиснул зубы, яростно рубя вокруг. Наконец ему все же удалось нанести достойный удар наискось. Кровь обагрила чьи-то соломенные волосы.

Да, следовало признать: Лео был не тот, что прежде. Он обливался по́том под доспехами, хватал ртом воздух, его бесполезная рука тупо пульсировала.

Всадники Лео продолжали разносить остатки баррикады, перепрыгивали через нее, сверкая клинками на солнце. Юранд, оскалившись, рубил направо и налево. Пара лошадей издыхала на земле, один из его офицеров стоял на коленях, кашляя кровью, но в целом сжигатели были разбиты и уже разбегались, преследуемые всадниками Фореста. Сам маршал следовал за ними по пятам. Вот он пригнулся в седле, перепрыгивая недостроенную баррикаду.

– Спасайте короля! – проревел он, обернувшись через плечо.

Лео пришпорил коня, держа меч и повод в одной руке. Перед ними открылся парк – грязный, заросший; жалкая пародия на то шелестящее, переливающееся под солнцем зеленое пространство, через которое он так гордо вышагивал, когда впервые прибыл в Адую. Повсюду виднелись бегущие фигуры. Одни бежали к нему, другие прочь. Хаос царил почти такой же, как в день Великой Перемены. Над крышами впереди виднелся огромный позолоченный купол, тускло поблескивавший под слоем налипшей сажи, а за ним – черная спица Цепной башни.

Внезапно ему пришло в голову, насколько все было бы проще, если бы Савин уже успела совершить свой последний прыжок.

Лео сердито оттолкнул от себя эту мысль. Савин – его жена! Мать его детей! Он обязан сделать все возможное, чтобы ее спасти! Пускай Молодой Лев больше не поддается эмоциям с прежней легкостью, но к своему долгу он по-прежнему относится очень серьезно.

– Вперед! – проревел он через плечо. – К Кругу лордов!

Будь он проклят, если позволит кому-нибудь еще хоть раз назвать это здание Народным Судом!

Приговор

Савин за последнее время сделалась чем-то вроде знатока беспорядков. Сперва она попала в самый разгар кошмарного восстания в Вальбеке, потом оказалась пленницей в Агрионте в день Великой Перемены и лично наблюдала все последовавшие за этим ужасы. Но хаос, царивший сейчас на площади Мучеников, не носил того целенаправленного характера, какой ломатели, а за ними сжигатели намеревались навязать Союзу. То, что творилось сейчас, больше напоминало ей последствия разгрома при Стоффенбеке: неприкрытая паника проигравших, неистовая жажда каждого спасти свою шкуру.

Поглядеть на ее казнь собралась немалая толпа, но теперь, с появлением новостей о приближении роялистской армии, их вниманием полностью завладела перспектива собственной неминуемой смерти. Возле арочных проходов, ведущих с площади на соседние улицы, собрались толпы людей; они вопили, пробивались вперед, отпихивая и топча друг друга, натыкаясь на всадников и повозки разъездных торговцев. Так кончаются все вещи: не грандиозной драмой, но постыдной давкой у ворот.

Шум и визг стоял, как на бойне, и Савин показалось, что сквозь вопли ужаса доносятся слабые отзвуки вооруженной схватки. Тот же самый отдаленный гвалт людей и лязг металла, какой она слышала при Стоффенбеке, и он зажег в ней такую же искру надежды пополам со страхом – хотя теперь в этом чувстве был гораздо ощутимее привкус отчаяния.

Судья обернулась, бросив пылающий взгляд вдоль замусоренных ступеней вверх, на Круг лордов – Круг общин – Народный Суд… Здесь было сердце Союза, о какой бы версии Союза ни шла речь, – это здание, отстроенное с еще большим великолепием на величественных руинах того, которое сровнял с землей Байяз. Теперь камень его стен был выщерблен, исцарапан и исписан лозунгами Великой Перемены.

– Сжечь его! – приказала она.