Мудрость змеи: Первобытный человек, Луна и Солнце

Эли де Бомон подошел к книжному шкафу, снял с полки первый том «Допотопных древностей» и стал перелистывать его, начиная с хорошо известной ему 439-й страницы. Именно в этой части своего сочинения автор поведал, как «после сомнений и размышлений в конце концов должен был признать», что варвары каменного века не только оббивали камни, которые он привез к себе в количестве нескольких повозок, но и создавали каменные скульптуры! Иначе говоря, речь шла о том, что допотопному «Человеку Природы» было свойственно восприятие окружающего мира и художественное творчество. Можно ли вообразить себе большую дерзость?

Но и это еще не все — глава XXII «Допотопных древностей» называлась «Figures et symboles de l’eroque celtique», а глава XXIII — «Figures et symboles de la periode ante — diluvienne»[1]. Впрочем, догадаться, куда клонит автор, можно было бы и раньше, если бы Эли де Бомон обратил внимание на подзаголовок книги: «Memoire sur l’industrie primitive et les arts a leur origne»[2].

«Фигурные камни», обнаруженные Буше де Пертом и описанные им как предметы искусства «допотопного» человека.

Буше де Перт, впрочем, отдавал себе отчет, на что идет, о чем простодушно и поведал: «Мы подошли к самой трудной части нашей задачи — к описанию тех кремней, в которых видим определенный план с твердой целью подражания живой природе. Словом, мы попытаемся показать, что в самых древних отложениях, уходящих далеко за пределы того, что названо античностью, существуют фигуры, сделанные рукой человека. Это мнение, я чувствую, весьма смелое, и я не закрываю глаза на то, насколько трудно будет заставить его принять. Я помню, сколько колебался сам, прежде, чем принять его, я долго сопротивлялся очевидному. Напрасно — доказательства следовали одно за другим. Из года в год я находил среди ископаемых костей эти свидетельства жизни и мышления. И все спрашивал себя: Не сон ли это? Действительно ли это следы человека? И тогда я начал заново свои исследования. И я повторял — да, это рука человека! Скоро, я надеюсь, вы скажете это вместе со мной. Не менее точно установленной истиной должно быть то, что каменные изображения или предметы, которые я таковыми считаю, имеют то же происхождение, что рубила и ножи. Следовательно, здесь один факт подтверждает другой: если из кремня делали рубила и ножи, то почему же из таких же кремней нельзя сделать другие формы? Эти камни действительно представляют собой изображения, это действительно работа человека».

Вся сложность, продолжал Буше де Перт, заключалась в том, что при осмотре таких скульптур «заблуждение отделялось от истины едва ощутимой гранью, ибо расколотые кремни легко принимают вид фигур». Но на это в первую очередь ему и указывали оппоненты: «При виде предметов, которые я представлял как доказательства, лишь немногие удерживались от крика: "Но такое встречается всюду! Нет ни одного слоя камней, где не находили бы сотни таких подобий фигур!" На это я отвечал: "Это верно. Но среди сотен этих подобий не найдется, может быть, и одной действительной, настоящего результата труда человека. И если такой труд есть, то это определенно относится к очень малому числу этих кремней"». Поэтому, утверждал автор, внимания заслуживают лишь «кремни в их естественном виде, похожие на фигуры, но усовершенствованные человеком» и особенно «кремни, представляющие собой фигуры, созданные волей и трудом человека, в соответствии с его планом».

Но не следовало, считал Буше де Перт, сбрасывать со счетов и просто «разбитые кремни, которые часто трудно отличить от кремней с зачаточной обработкой». Внимание к ним он объяснял так: «Не следует думать, что то сходство, которое поражает нас сегодня, ускользало от древних людей. Нет, эти имитации, при всей их грубости по нашим понятиям, представлялись гораздо менее грубыми тем, кто не видел других. Они их удивляли так же, как удивляют наших детей».

Итак, Буше де Перт предоставлял читателям «все грани данного вопроса, все вехи исследования», чтобы они могли посредством этих вех «определить линию или, скорее, нюанс, разделяющий эффекты естественные от случайных, а эти последние — от эффектов желаемых или произведенных рукой». Цель такого исследования он определял недвусмысленно: рассеяв сомнения любопытствующих, помочь им узреть «в этих причудливых и беспорядочных формах бытовых орудий труда или предметов оружия, предназначенных для войны, изображения, а затем, наконец, и символы» (выделено мною. — В. Л.).

Буше де Перт указал точную дату, когда ему при обследовании самых глубоких геологических слоев — «пласта Госпиталя» — удалось обнаружить первую «допотопную скульптуру» — 10 сентября 1844 года. Последние сомнения в правильности восприятия и оценок такого рода находок покинули его 29 августа 1845 года при открытой в «допотопном пласте Мулэн Киньона» весьма выразительного каменного изваяния с явно преднамеренной обработкой деталей.