Мудрый король

Так сложилась коалиция противника, насчитывавшая 80 000 воинов. У Филиппа 25 000. Все французы. И в то время как Джон высадился в Ла-Рошели, дабы, подкупив баронов, начать отсюда наступательные действия, на севере встали друг против друга французы и войско императора. Сын Филиппа, Людовик, нанес Джону поражение и загнал его обратно в Ла-Рошель, откуда тот с позором уплывет домой, а Филипп дал сражение войскам союзников Плантагенета. Это была знаменитая битва при Бувине, в которой французский король одержал блестящую победу над трусливо бежавшим Оттоном. Произошла она 27 июля 1214 года. Эту битву можно воспроизвести в деталях, но, полагаю, не стоит этого делать. Прочесть об этом можно где угодно, источников хватает. А если описать, получится довольно-таки объемная глава. Если не две.

27 июля 1214 года в результате одной битвы завершилась эволюция, длившаяся два столетия. И повсюду, по всей Франции – в городах, деревнях, садах, полях, – под колокольный звон и песнопения прославляли короля Филиппа Августа и победу его над врагом. И не было уже никого, кто осмелился бы поднять оружие против французского короля, и жил он в мире и спокойствии. Так пишет еще один летописец, который по счету – уже трудно сказать.

А в то время, когда происходила битва при Бувине, полководец Симон де Монфор по призыву папы громил альбигойцев в тулузском графстве. Вследствие этого значительная часть Лангедока оказалась в руках французского короля, а позднее, в 1224 году, тулузское графство окончательно перешло к французской короне.

Итак, свершилось дело всей жизни Филиппа Августа: во-первых, английский анжуйский дом в Западной Франции перестал существовать; во-вторых, Лангедок перешел под власть северного короля.

Жизнь Филиппа (давайте повторим это еще раз!) посвящена была территориальному расширению Франции, упрочению королевской власти и созданию слаженной административной системы. Ради этого он не гнушался ничем: ни подкупами, ни обманом, ни жестокостями. Со Святым престолом он старался не ссориться, но при этом ничуть его не боялся. В 1205 году он и знатные люди королевства даже отправили послание папе; в нем они выразили протест, направленный против вымогательств и злоупотреблений римской курии. Так, во всяком случае, уверяет монах Ги де Провен, поэт, еще один летописец тех времен. Папство же, на почве постоянных конфликтов с империей, все теснее сближалось с Францией. Вот диалог, произошедший у папского престола, услышанный и записанный неким каноником.

Папа. Пусть архиепископ всячески способствует процветанию французского государства и содействует планам короля Филиппа. У него там много строптивых епископов, которые пытаются ставить палки в колеса монарху. Они даже меня не слушают. Не надо мешать Филиппу Августу, пусть разбирается с ними по-своему.

Кардинал. Он нам очень помог, обезвредив Плантагенета, который тянул руки к югу Италии. Нет теперь рыжебородого императора и Оттона, которому французский король дал хорошего пинка под зад.

Папа. Остался Филипп, король Франции, и, поскольку он нам не враг, то, стало быть, друг.

Конечно, папа не упускал случая вмешаться в политику французского монарха, направить его действия, сообразовываясь с позициями Церкви, дать совет, но Филипп всегда тактично уклонялся от такой заботы.

Большое значение король придавал коммунам. Те, кто был до него, не понимали пользы от этого для королевской власти. Филипп увидел в коммунах важного союзника, у которого общие с ним враги – знать и духовенство. И он покровительствовал этому движению. Вот что он говорил:

– Сеньор – есть сеньор. Он может заплатить часть, оттянуть платеж, к тому же способен выказать неповиновение королевской власти. Городская коммуна – никогда! Она – союзник в борьбе короля с герцогом, графом.

Отметим, что Париж не знал коммунального движения: жители города не страдали от жестокого сеньориального режима.

Филипп боролся с феодалами, нам это стало уже понятно. Ослабить их или уничтожить дипломатическим путем или мечом – вот его метод. К землям, оставленным ему в наследство отцом, он присоединил обширные провинции, которые сделали его самым крупным собственником королевства. Он первый, кто не короновал сына при жизни. И это доказывало прочность королевской власти, ее незыблемость. Два столетия понадобились, чтобы династия Капетингов достигла такого успеха.

Во всем королевстве Филипп реставрировал стены городов и замков, повелел возвести ограды вокруг открытых поселений, вымостил брусчаткой крупные города; жаловал привилегии цехам, даровал льготы даже иностранным купцам, желая привлечь их на свои рынки. Удивительной в глазах современников выглядела эта королевская власть, заботившаяся о простых людях и ограждавшая торговлю и промышленность от произвола знати. И когда королю пытались напомнить о ленных правах, которые он часто нарушал, ставя себе на службу, он отвечал:

– Государственные интересы для меня выше вассально-ленных отношений.