Муха с капризами

На другой день тоже шел дождь. И на следующий лило как из ведра. И так - каждый день. Собрания на тополе становились всё печальнее. Все жаловались, плакались, пищали. И ниоткуда ни совета, ни помощи! Ведь воробьиный старейшина носа не показывал - так и сидел на своем чердаке. Только Бесхвостый летал к нему и сообщал обо всем, о чем говорилось на сборищах.

"Если дальше будет так холодно, мокро, пусто и голодно, мы все пропадем, - убеждал он старца. - Не для чего откладывать!"

Патриарх все выслушивал, кивал головой, жаловался на ревматизм. Но не давал ни советов, ни приказа.

И вдруг однажды утром - солнце! Небо чистое! Туч- ни следа! Старейший воробей вызвал к себе Бесхвостого.

"Сегодня выступаем! - говорит. - Сбор! И сразу же в путь!"

Бесхвостый долго собирал стаю. Уговаривал, подгонял. Наконец полетели. Старейшина - впереди. Летят. Пролетят немножко и садятся на озимь или на кусты. Ведь воробей-летун неважный: махнет несколько раз крылышками и уже не прочь отдохнуть. На каждом привале - совещание. Все хотят узнать, куда они направляются. А воробьиный старейшина словно и не слышит, что вокруг творится. Молчит. Только почесывает перышки на свеем больном крыле к время от времени шепчет Бесхвостому:

"Поторопи ты молодежь! Нам надо до вечера быть там. А ведь ты знаешь, сколько еще осталось лететь".

Поднялись, полетели дальше, снова опустились в кусты. Минутку поговорили и снова в путь.

Наступил полдень. Солнце все жарче. Воробьишки едва уже машут измученными крыльями. А старейший воробей все подгоняет их и подгоняет, торопит и торопит.

И что ж удивительного, если на последнем привале воробьи взбунтовались. Случилось это в облетевшем саду возле беленького домика, у самой дороги.

"Не тронемся отсюда! Чир, чир, чир!" Бесхвостый летает от одного воробья к другому, объясняет, уговаривает. Никакого толку! И слушать не хотят. А тот вертопрах, который у молодых верховодил, выскочил, заорал: "За мной!"

И полетел в огород. Воробьи сели на мак. Бесхвостый подскочил к старейшине: "Что будет? Что будет?" - ахает. "Дай им немного подкрепиться, успокаивает его старец. - Долго они тут не задержатся". Едва он это произнес, как вдруг - бах! Выстрел! "Спасайся кто может!" - закричали воробьишки и - наутек.

"За мной!" - крикнул воробьиный старейшина и повернул перепуганную стаю прямо к городу. А город уже виднелся вдали.

Около кладбища старик еще раз повернул и совершил круг над огородами, возле казарм. Бесхвостый подлетел к нему и спрашивает: "На ясень или на липу?"

"На липу, понятно, что на липу! И подгоняй задних, чтобы никто не отстал по дороге".

5

Наконец-то! Старейший воробей уселся на самой верхушке липы. Остальные воробушки - измученные, запыхавшиеся - расселись на ветках. А Бесхвостый все носился. Летал вокруг дерева, успокаивал, мирил тех, которые ссорились из-за места. Каждый хотел сидеть как можно ближе к старцу, чтобы лучше слышать, что он скажет. Бесхвостый урезонивал, уговаривал, а тех, на кого слова не действовали, щелкал по лбу. Наконец порядок был установлен.

"Готово?" - чирикнул воробьиный старейшина. "Вроде да! - отвечал Бесхвостый. - Можно начинать!"

Воробьиный патриарх как следует откашлялся, вытер клюв о ветку, пересел туда, где меньше дуло, и чирикнул: "Тихо!"

Гомон внезапно оборвался. Старец еще раз прокашлялся, уселся поудобнее и начал: "Воробьиный народ!"

"Слушайте, слушайте! Слушайте! Чир, чир, чир!" - зазвенело в ветках.

"Воробьиный народ! - повторил старец и откашлялся. Снова вытер нос об ветку и продолжал:

- Вы научились уже многому!

"Научились! Научились!" - заголосили воробьишки, и снова поднялся такой гвалт, что старейшина не мог произнести ни слова.

Только когда Бесхвостый крикнул: "Цыц! Пусть кто-нибудь только пискнет без спроса - я ему покажу!" - стало немного тише и старец смог продолжать.

"Вы уже узнали себя и поняли, что воробей никогда не покидает родной земли, не бежит в теплые края, как делают другие птицы!"

"Позор им! Позор им! Долой!" -закричали воробьи. И так зашумели, что Бесхвостому пришлось клюнуть нескольких самых ярых крикунов, потому что иначе он никогда бы не успокоил собрание. Когда стало немного потише, маленькая воробьиха, промокшая до последней пушинки, ни с того ни с сего закричала: "Ах, как же холодно в нашей любимой отчизне!" Но сосед дал ей тычка. И снова стало тихо. Старец продолжал: "Вы узнали и человека".

"Узнали! Узнали! Узнали! Чир, чир, чир!"

"И поняли, что с ним можно ужиться!" - сказал старейшина.

Тут только и разразился настоящий скандал! Выскочил вперед Ячменек. И крикнул прямо в лицо старику: "А кто стрелял в нас, когда мы мак обирали?" Разразилась небывалая буря жалоб, крика, писка. Бесхвостый довольно долго метался по липе, прыгая с ветки на ветку. Не так-то легко было утихомирить собрание. Особенно возмущались все, понятно, человеческой несправедливостью. А тут еще, как назло, маленькая воробьиха пискнула с места тоненьким, как ниточка, голоском:

"Все требуют справедливости от других, а от себя никто!" Едва ее не заклевали!