Муха в самолете

– Да? – слегка изумился он. – И чего? Это же Смолякова!

– Она выпустила кулинарную книгу!

– Ну.

– Ее не читают!!!

Вася покрутил пальцем у виска.

– Ты, Олька, того! Зачем же тогда продают?

– Не для чтения! По ней готовят!

– Интересно очень и не страшно, все живы! – неожиданно заявил Вася.

– Кроме кролика, – ехидно отметила я, чувствуя, как в душе поднимается совсем не светлая зависть к Смоляковой. Ох, не зря одна газета недавно поместила статью под названием: «Какие книги, такие и мы», – и начинался опус со слов:

«Если халтурщица Смолякова возьмет телефонный справочник, она запросто переделает его в детектив».

Похоже, в этой злобной шутке содержится голая правда. Вон Вася самозабвенно читает кулинарные рецепты!

– А чего с кроликом? – вытаращил глаза Вася.

– Его на части разрубили и со сметаной потушили, – грустно сообщила я, – так что не все живы остались в столь полюбившемся тебе произведении с захватывающим сюжетом.

Вася сердито захлопнул томик.

– Экие вы, бабы, злые, лишь бы удовольствие человеку испортить. Чего пугаешь! Смолякову когда-нибудь читала?

– Да.

– Скажи, у нее в детективах плохой конец бывает?

– Нет, – признала я.

– То-то и оно! – поднял вверх указательный палец Вася. – Значит, кролик потом оживет! У Смоляковой такая фантазия! Живехонек-здоровехонек окажется!

Я, потеряв дар речи, уставилась на Васю, потом, кое-как справившись с собой, попыталась вразумить дурака:

– Это кулинарная книга!

– И че?

– Рецепты!

– Ну?

– В ней рассказывается, как суп готовить или жаркое из кролика!

Вася скривился:

– Отвяжись! Знаю точно, длинноухий воскреснет в самом конце, на последней странице, у Милады всегда так, кое-кто посмеивается, а мне приятно. Не кролика там съели. Если не читала эту книгу, чего болтаешь зря!

Я прислонилась к стене. Интересно, кто в «Марко» надоумил Смолякову потратить время на кулинарные рецепты? В моем издательстве…

К горлу подступил комок. Арины Виоловой более в «Марко» нет, ее изгнали с позором. Но я не упаду духом, у меня почти есть сюжет для нового, захватывающего романа, напишу его в кратчайший срок. Еще посмотрим, как изменятся лица у «марковцев», когда мне вручат главную премию года на международной Московской ярмарке. И Куприн тоже станет локти кусать, бросится мне в ноги со словами: «Вилка, дорогая, я был не прав!»

Я, может, благородно прощу мужа и вернусь домой, но только на белом коне.

Перед глазами мигом возникла картина. Сижу на огромном жеребце грязно-серого цвета. Невероятным образом здоровенное животное сумело взобраться по лестнице до нашей квартиры.

Дверь распахивается, появляется Олег, в руках он сжимает огромный букет кроваво-красных роз.

– Дорогая, – кричит он, – ты снова со мной!

Опустившись на одно колено, он протягивает мне дорогостоящий веник. Я, снисходительно кивнув, пытаюсь выполнить задуманное: въехать в родные апартаменты на белом коне.

Но не тут-то было! Жеребец изо всех сил сопротивляется поставленной задаче, он упирается ногами и не собирается наклонять голову, потом, все же опустив морду, выхватывает у Олега букет и принимается с аппетитом жрать розы.

Делать нечего, мне приходится спускаться на пол и пинать непослушную тварь кулаком в бок, но с таким же успехом можно колошматить пирамиду Хеопса. Перспектива въезда домой на белом коне начинает тихо испаряться. Ругаясь сквозь зубы, я обхожу неслуха сзади и, машинально отметив, что он кобыла, хватаю лошадь за длинный хвост. В ту же секунду масса жестких волос вырывается из рук, раздается характерный звук и прямо к моим ногам падает…

Я моргнула, видение исчезло. Ладно, втаскивание жеребца, даже белого, в московскую квартиру дело хлопотное, я просто войду домой, держа новую книгу в руках. Положу ее перед Олегом и скажу:

– Вот, ты обозвал меня графоманкой и фиговой писакой, и из «Марко» меня выгнали вон, но я знаю одну простую истину: чем хуже сейчас, тем лучше потом. Нашлись люди, поверившие в Арину Виолову! Понимаешь теперь, какую женщину ты потерял? Променял на…

– Чего уставилась, словно баран на новые ворота? – ожил Вася. – Хочешь покажу, как часы работают?

– Да, – кивнула я, избавляясь от неуместных мечтаний, – никогда до сих пор не встречала говорящий вариант.

Вася потянулся, лениво встал, потом схватил молоток, лежащий около батона, и со всей силы стукнул по железному кругу. Тяжелый, густой звук поплыл по кухне, он медленно поднялся к потолку и стал, дрожа, растворяться в воздухе, я невольно зажмурилась, отчего-то от оглушительного «ба-а-а-а-м» заболели не уши, а глаза.

Гул стих.

– А когда они скажут время? – осведомилась я.

– Ща, – хихикнул Вася, – слушай!

– Безобразие, – полетело из-за стены справа, – опять спать не дают! Уже одиннадцать сорок семь!

– Сорок шесть и тридцать четыре секунды, мама, – заверещал детский голосок.

– Обалдели!

– Сволочи.

– Одиннадцать сорок семь! Ровно!

Вася сел на табуретку.

– Поняла?

– Ага, – кивнула я, – здорово.