Муки науки. Ученый и власть, ученый и деньги, ученый и мораль

3. Запрограммированность на упрощение. Это качество не только популяризации. Всякая теория упрощает исследовательскую практику, всякое понятие упрощает фактический материал. Опять же сложность характеризует не только гуманитарное знание. Популяризация потому и запрограммирована на упрощение, что естественные науки (физика, химия, биология, астрономия), да и математика весьма сложны для понимания. В старших классах школ в гуманитарных предметах успевают все, кто хорошо владеет языком, в математике, физике, химии – лишь особая часть учеников. Гуманитарное знание для большинства проще (по крайней мере, на первый взгляд), потому что ближе к повседневной практике, к бытовому общению.

Способность мыслить не примитивными ходами, улавливать диалектику противоречий, входить в нюансы, понимать и использовать различие синонимов вообще характеризует интеллигентного человека. Это ведь видно уже с детства: один ребенок отвечает «да» и «нет», другой в той же ситуации употребляет слова «безусловно», «разумеется», «очевидно», «пожалуй», «очень может быть», «это как посмотреть» и так далее.

Я не склонен считать, что эта особенность мышления характерна только для гуманитарного знания и что она противоречит установке популяризатора на упрощение. Сложные для понимания вещи нужно делать доступными, то есть упрощать – как в гуманитарном предмете, так и в сáмом точно-научном. В то же время не стоит упрощать так, чтобы терялась сложность аргумента, чтобы за упрощением исчезал смысл интерпретации, исчезали нюансы. Такое упрощение называется вульгаризацией. Она бывает как у популяризаторов гуманитарного знания, так и у популяризаторов точных наук, естественных или социальных. Уж так растолкуют физику и биологию, что наука исчезает.

4. Общие задачи популяризации. В чем же задачи популяризации вообще? Как мне представляется, не столько развлечение (хотя и это тоже непременный компонент), сколько просвещение – показать публике значение того, что делает наука. Это позволит привлечь молодежь к работе в науке, а пожилым – показать, что ассигнования на науку тратятся не зря. Я напомню, что такой гений, как Лев Толстой, публично издевался над клеточной теорией и говорил, что ученые зря проедают народные деньги. О судьбе генетики в нашей стране можно и не напоминать. Вот хорошая популяризация и должна предотвратить подобные выпады. И, разумеется, она должна предохранить общество от повального увлечения лженауками и всякими формами эзотерического знания, порою принимающими просто опасный характер.

Я не вижу особого отличия религии от суеверий и мистики, но учитывая, что для значительных масс (хотя и меньших, чем обычно считают) религия обладает сакральной аурой, я не стану здесь противопоставлять религию науке, хотя мое личное убеждение – что они несовместимы. Я признаю некоторую роль религии как опоры народной морали, хотя мне представляется, что мораль может иметь и разумные основания. Во всяком случае, это те вопросы, которые также нельзя обходить в популярном изложении научных основ.

Все это имеет значение как для естествознания, так и для точных социальных наук, равно как и для наук гуманитарных.

Все науки отгородились от общества сухим экономичным языком (частью из-за косноязычия), дремучей терминологией (по необходимости), огромными объемами фактического материала, который нужно знать для чтения научных журналов и монографий. Создателям популярной литературы все это нужно преодолеть, не вульгаризируя. Чтобы сделать знание доступным и увлекательным для масс, приходится чем-то жертвовать – лаконичностью языка прежде всего. Язык популяризатора должен быть живым, ясным и образным. Приходится жертвовать также массами деталей, выделять главное, находить яркие и конкретные примеры.

Чтобы изложение было увлекательным, есть один старый и испытанный способ – вести от загадки к разгадкам, от сложного и запутанного – к разъяснению, от задачи к открытию. Раскрывать суть метода. Вести читателя сквозь истории исследований и историю исследования. Демонстрировать споры и столкновения, ошибки и подвиги, заставить сопереживать.

Все это действует одинаково, знакомим ли мы с естествознанием, социальными науками или гуманитарным знанием.

5. Особые трудности. А есть ли некие особые трудности у популяризации гуманитарного знания? Права ли в этом Ольга Закутняя? В чем специфика этого дела? Очевидно, если знание специфично, то и в его популяризации может быть специфика, и хорошо, что Закутняя обратила на это внимание. Но суть этих затруднений мне представляется в другом.