Мулан

Шанг стоял, как завороженный, и смотрел вслед всаднице. К нему подошел император — он уже держал в руках свою шапку, свалившуюся с головы, когда на него набросились гунны. Искоса взглянув на растерянное лицо капитана, властитель Поднебесной вымолвил:

— Цветок, распустившийся в непогоду — это редчайшая драгоценность!

— Простите? — вздрогнув, повернулся к нему Ли Шанг.

— Такие девушки, — император повел рукой в сторону скрывшегося в боковой улочке коня, — рождаются не каждое столетие!

С этими словами он надел на голову свою шапку из желтого шелка и удалился, прямой и невозмутимый. Ли Шанг снова повернулся к площади. На лице его было странное выражение.

* * *

Фа Зу сидел на скамейке под деревом в своем саду, опустив голову и глядя на струящиеся воды ручья. Затяжная весна этого года наконец закончилась, и даже то дерево, что дольше всех стояло голым, уже отцветало. Один из цветков оторвался от ветки и, кружась, опустился на колени отставного генерала. Машинально взяв цветок в руки, Фа Зу смотрел на него, но мысли его были далеко. Он вспоминал, как ранней весной он вместе с дочерью сидел на этой самой скамейке и утешал ее после неудачного сватовства…

Потом мысли Фа Зу обратились к тому, как дочь, чтобы спасти его, ушла по призыву воевать с гуннами. Что с ней? Где она сейчас? Быть может, она погибла в бою… Разве это женское дело — воевать? А может, ее обман раскрыт и на всю семью падет бесчестье?

Легкие шаги отвлекли почтенного Фа Зу от этих грустных мыслей. Он поднял голову и замер — от калитки сада к нему направлялась… Мулан! Похудевшая, с обветренным и загорелым лицом, и словно повзрослевшая. Фа Зу в волнении привстал со скамейки, а Мулан между тем, подойдя, уже преклоняла колени перед отцом. От волнения ноги не держали старого Фа Зу, и он опустился обратно на скамейку. Мулан, стоя на коленях, протянула ему завернутый в тряпки меч с волнообразно изогнутым лезвием:

— Отец, я привезла тебе меч Шань Ю… — Она вложила меч в руки отца. — И медальон императора. — Сняв со своей шеи золотую цепочку, Мулан положила медальон поверх меча. — Эти вещи послужат к чести нашей семьи!

Несколько секунд отец и дочь смотрели в глаза друг другу, а потом Фа Зу выпустил меч и медальон, соскользнувшие на землю, сполз со скамейки и, тоже стоя на коленях, обнял, наконец, свою дочь.

— Величайшая честь для меня — это знать, что ты — моя дочь! — прерывающимся от волнения голосом произнес Фа Зу. Отстранив Мулан от себя, он взглянул на нее и отер пальцем слезу, застрявшую в уголке ее глаза, а затем отец и дочь снова обнялись.

— Я так по тебе скучал!

— Я тоже скучала, папа! — и Мулан спрятала счастливое лицо на груди отца.

В это время в калитке появились мать и бабушка. Издали глядя на волнующую сцену встречи дочери с отцом, Фа Ли растроганно улыбалась, а бабушка ворчала, по своему извечному обычаю:

— Тоже мне! Она привезла меч… Лучше бы она привела в дом жениха!

Но не успела она закрыть рот, как послышались шаги и на дорожке появился высокий, широкоплечий и на вид очень сильный мужчина.

— Прошу прощения, здесь живет Фа Мулан? — вежливо спросил он.

Мать и бабушка от неожиданности лишились дара речи, и лишь могли руками указать в сад, где находились отец с дочерью.

— Спасибо! — произнес Ли Шанг — а это был, разумеется, он — и зашагал по дорожке.

Бабушка, зачарованно глядя ему вслед, промолвила:

— Ого! В следующий раз я сама пойду на войну!

Приблизившись к скамейке, Шанг поклонился поднявшемуся ему навстречу ветерану:

— Почтенный Фа Зу, я… — и тут он заметил Мулан, подошедшую к отцу. — Мулан?

Смешавшись, Шанг протянул ей шлем, который он держал в руках:

— Ты забыла шлем… Хотя, собственно, это ваш шлем, не так ли, почтенный Фа Зу?

Мулан, от которой не укрылось его смущение, шагнула вперед и взяла шлем:

— Останьтесь у нас пообедать!

И тотчас же, как эхо, от калитки донесся насмешливый и скрипучий голос бабушки Фа:

— Останьтесь у нас навсегда!

Мулан укоризненно покачала головой, а Ли Шанг с улыбкой оглянулся:

— Пообедаю с радостью!

* * *

Из окна семейного храма, стоявшего на пригорке, был хорошо виден сад, и главный Предок, подперев кулаком щеку, смотрел на эту сцену, умильно улыбаясь, как вдруг рядом с ним появился Мушу и дернул его за ухо:

— Скажи-ка, кто у нас отличился? Ну, говори, кто?

— Ну, хорошо! — проворчал нехотя Предок. — Можешь снова стать хранителем!

— Йя-а-ха-ха-ху! — завизжал, подпрыгивая в восторге, Мушу и, кинувшись к гонгу, рядом с которым стоял навытяжку Сверчок, закричал:

— Давай, козявка!

Сверчок, схватив колотушку, изо всех сил ударил в гонг. Из камней, стоявших вокруг алтаря, взметнулись столбы светящегося тумана, мигом превратившиеся в фигуры предков семьи Фа. Но на этот раз все они были в отличном настроении, радовались и веселились. Еще бы — ведь их потомок удостоился величайшей чести, вернулся, овеянный воинской славой, привезя золотой императорский медальон и военный трофей — меч злейшего врага Китая! А то, что это была женщина… Ну, не все ли равно, раз ей поклонился сам император Поднебесной? Такая женщина стоит десятка мужчин!