Мулен Руж по-русски. Пенталогия

— Здравствуй, Алексей Петрович, — повернулся к нему цесаревич. — Как тебе мой дворец?

— Красив, Ваше Высочество! А когда достроят, уверен, будет выглядеть ещё краше!

— Ты в некотором роде, Алексей Петрович, тоже зодчеством занимаешься, правильно? — Павел подошёл к столу и сел на стоящий возле него стул.

— Государство большое, вот и приходится… Народ должен видеть Императорскую длань во всех уголках Российских земель! — ответил генерал-губернатор Тобольского наместничества.

— Я слышал, Алексей Петрович, ты во Франции учился? — продолжал цесаревич задавать вопросы, не предлагая гостю садиться.

— Совершенно верно, Ваше Высочество, там, — согласился Казанцев, сделав очередной поклон.

— И как тебе Франция?

— А что Франция? Страна, как страна. Не хуже и не лучше десятков других стран, — Алексей пожал плечами и развёл руки в стороны.

— Не любишь Францию? — казалось, цесаревич искренне изумлён.

— Я Россию люблю, Ваше Высочество! А Францию — пусть французы любят, — снова поклонился Казанцев.

— А как ты относишься к тому, что англичане французского монарха убили? — Павел встал со стула и вплотную подошёл к Казанцеву, внимательно глядя ему в глаза.

— Я к этому, — не отводя взгляда, перекрестился Алексей, — слава Богу, отношения не имею!

Цесаревич некоторое время недоумённо смотрел на Казанцева. Потом до него дошёл смысл ответа.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся Павел, — ну, ты и сказал… Так тебя никто и не обвиняет…

— Ваше Высочество, а хотите анекдот? — неожиданно спросил Казанцев.

— Анекдот? — цесаревич внимательно посмотрел на Алексея, — расскажи.

— Значит так, собрался суд…

— О, суд! И кого судят? — Павел снова сел на стул и приготовился слушать.

— Сейчас всё расскажу, Ваше Высочество… Собрался, значит, суд. Судят доктора. И судья у него спрашивает:

— Вы за что убили эту женщину?

А доктор ему и отвечает:

— Ваша милость, я зарабатываю на жизнь тем, что лечу женщин и женские болезни. С раннего утра то роды принимаю, то ко мне приходят разные дамы и жалуются на свой передок, и я вынужден их осматривать и так до самого обеда. У меня даже нет времени, чтобы выкурить трубку. В обед я только успеваю поесть, как снова или рожает кто-то, или очередная куртизанка просит осмотреть её болячки. И так до самого вечера. И вот, сел я вечером на улице под липой, чтобы покурить спокойно трубку после утомительного дня, а ко мне подходит эта женщина и говорит: «Дай рубль, передок свой покажу»…

— Ха-ха-ха-ха, — зашёлся в смехе цесаревич, — ой, и уморил Алексей Петрович. Надо же такое выдумать…

— А хотите, Ваше Высочество, ещё анекдот?

— Тоже про суд? — спросил Павел.

— Нет, про одного офицера…

— Про офицера? Рассказывай! Только ты присядь, Алексей Петрович, а то всё стоишь. Мне тяжело на тебя снизу вверх смотреть.

— Хорошо, Ваше Высочество, — сказал Казанцев и сел рядом на стул, — Значит, едут в одной карете вместе чиновник с женой и дочкой и поручик. Далеко едут, в другой город. И вот чувствует поручик, что в его туфле что-то есть и это вызывает сильный дискомфорт. Тогда он снимает туфлю, но понимает, что соринка внутри чулка. Тогда он, не обращая никакого внимания на чиновника и его семью, снимает чулок… Чулок ношен давно, от него сильно пахнет. Жена и дочь чиновника морщатся от запаха, но, соблюдая вежливость, молчат. А поручик всё никак не может найти злосчастную соринку. Тогда не выдерживает чиновник и спрашивает:

— Поручик, а вы меняете свои чулки?

— Конечно, меняю, — бодро отвечает поручик, — на пшеничную водку…

На другой день Императрице докладывали, о чём говорили её сын и Алексей Петрович Казанцев.

— Ваше Императорское Величество, спрашивал Ваш сын у Тобольского наместника про Францию.

— И что отвечал Алексей Петрович?

— Сказал, что пусть Францию любят французы, а он, дескать, Россию любит, поэтому в её далёких уголках зодчеством и занимается, чтобы показать длань державную.

— Похвально… А что ещё?

— А потом только анекдоты рассказывал.

— Анекдоты? — удивилась Императрица. — Что за анекдоты?

— Похабные в основном, Ваше Императорское Величество, — и наушник рассказал некоторые, которые запомнил, чем изрядно повеселил Екатерину II.

— Ох, и шутник, этот Алексей Петрович. Как думаешь, для чего он это делал?

— Мне показалось, что скучно ему стало у цесаревича, вот таким способом он внёс оживление в царящую там атмосферу.

— Что ещё было?

— Ничего. К Его Высочеству пришли офицеры по какому-то делу, и Алексей Петрович откланялся, сославшись на срочные дела.

— А как он ведёт себя в других местах, с кем общается, кому выказывает симпатию или наоборот… — Императрица выразительно посмотрела на своего наушника.

— Со всеми ведёт себя ровно, Ваше Величество. У меня создалось стойкое ощущение, что столичная жизнь и великосветские приёмы его утомляют.

— Утомляют? Вот как! А на балах, как он себя ведёт?

— Танцор отменный, Государыня Императрица, а вот разговоров о политике старался избегать.

— Неужели так никому и не высказал предпочтения?