Мултанское жертвоприношение

— О, да! Задолго до произнесения речи я всю ее подробно, до мельчайших деталей, не только обдумываю, но и просмаковываю в голове, — адвокат пососал демонстративно косточку жаркого. — Она не написана, то есть ничто не записано на бумаге, однако ноты, партитура не только готовы, но и разыграны. Это гораздо лучший прием для упражнения ораторской памяти, нежели простое записывание речи и затем механическое воспроизведение ее наизусть. При таком способе помнишь не слова, которые могут только стеснять настроение и оказаться даже балластом, а путь своей мысли! Помнишь этапы и трудности пути, инстинктивно нащупываешь привычной рукой заранее приготовленное оружие, которое должно послужить. При этом остается еще полная свобода, полная возможность отдаться минуте возбуждения, находчивости и вдохновения.

— Шарман! — вздохнул Петька в стиле Юлии. — Вы меня заворожили! Почему я не стал адвокатом?

— Но знаете, полагаться только на эффект заключительной речи никак нельзя, — охотно пояснил Николай Платонович. — Ведь мнение суда, в особенности присяжных заседателей, слагается еще до начала прений сторон, а поэтому метод мой состоит в выявлении своего взгляда на спорные пункты дела еще при допросе свидетелей. Поставь, голубчик, блюдо на стол, и скажи, чтобы кофе прежде вина не подавали, — обратился он к половому, вставшему у него за спиной с белоснежным полотенцем на руке.

— Эти ваши знаменитые вопросы! — восхитился журналист. — Я слышал, вам один председатель суда сказал: «Господин защитник, потрудитесь не задавать таких вопросов!»

— Было такое дело, — улыбнулась знаменитость. — А я ему ответил: «Я, господин председатель, буду задавать всякие вопросы, которые, по моей совести и убеждению, служат к выяснению истины. Затем я и здесь, на суде». А то, бывает, прокурор — они это любят, чтобы произвести впечатление, говорит присяжным: «Прошу вас, господа присяжные заседатели, обратить внимание на это обстоятельство!» Я в таких случаях сразу встаю и добавляю: «А я, господа присяжные заседатели, прошу вас обращать внимание на все обстоятельства дела!».

Николай Платонович налил себе еще вина.

— Вопросы ваши свидетелям и впрямь непросты, — сказал Кричевский. — Я бы сказал, ответ на них сам по себе уже не важен. Самый вопрос своей формой, постановкой оказывается всегда чем-то вроде ярлыка, точно и ясно определяющего факт, которым заинтересована защита.

— А вы наблюдательны! — довольно рассмеялся адвокат. — Видно сразу, что часто бываете в судах! Я, действительно, практикую создание фактов прямо в ходе перекрестных допросов свидетелей. Можно сказать, у присяжных на глазах! Это моя метода такая. Самое трудное тут отобрать те факты, которые тебе на руку, да еще смотреть, чтобы ими обвинение не воспользовалось. А то ведь можно и прокурору на руку сыграть!

— Нельзя ли пример, господин Карабчевский?! — попросил Петька. — Надеюсь, вы не опасаетесь, что мы злоупотребим вашею откровенностью?!

— Это вряд ли! — благодушно ответил сытый и умиротворенный адвокат. — Для этого талант нужен. Ну, вот, скажем, надобно мне доказать, что ограбление состоялось на улице, а в ту пору погода была как раз дождливая. Я и спрашиваю свидетеля сурово так: «Значит, вы утверждаете по-прежнему, что вы видели эту грязную мокрую купюру у подсудимого?! Вы разглядели ее, хоть света в кабаке было всего ничего?!». Разумеется, свидетель обращает внимание на претензии мои к освещенности места, начинает утверждать, что свету было достаточно и прочее. А мне надобно, чтобы он купюру мокрой и грязной признал. Я так и говорю: «Занесите в протокол, что свидетель хорошо разглядел мокрую купюру». А когда дело до прений дойдет, я этот факт из протокола и вытащу! Дескать, как же не понимаете вы, что ограбление было на улице?! Вот вам дождь, вот вам купюра мокрая, а вот и свидетель, эту влажность ее подтвердивший! Я недавно на процессе по делу братьев Скитских такой фортель выкинул.

— Хитро, хитро, — кивнул головой неулыбчивый Кричевский, знакомый с делом Скитских. — В моей профессии так не пройдет.

— Да много еще есть приемов всяких! — хмелея понемногу, сказал милейший Николай Платонович. — Если, к примеру, у свидетеля недостатки какие-нибудь физические есть, глухота или подслеповатость, или умственная неполноценность, их всегда обыграть можно, и ценность свидетельских показаний снизить. Опять же состав присяжных большую роль играет.

— А по делу о мултанских вотяках вы какой состав присяжных предпочтете? — спросил Константин Афанасьвеич. — Если не секрет, конечно.

— Да какой же из этого секрет? — засмеялся Карабчевский. — Вы ведь, господин полковник, человек благородный, мои задумки прокурору доносить не станете. Я буду отдавать предпочтение людям простым, из крестьян. На них, во-первых, влиять легче, а во вторых, люди эти отличаются практичностью мысли и, как ни парадоксально звучит, менее подвержены предрассудкам, нежели образованное наше сословие, из которого в большинстве и состояли присяжные двух первых судов.