Мултанское жертвоприношение

— Не часто, но находят, — потянулся, расправляя затекшие ноги, монах. — Сами же понимаете: кто находит, тот не хвалится никому. Наоборот, таится. Клад найдешь — бесовские деньги, себе на беду только! Сколько через них смертоубийств бывало! А сколько в лесах трагедий оборачивалось! Найдут артелью клад — и как с ума сходят, облик человеческий теряют! Начинают истреблять друг друга, чтобы кладом самому завладеть. Полиция старается следить, не позволяет казну государственную разворовывать, да только ведь в полиции тоже люди служат, и они тоже слабы пред бесом.

— Должно, стало быть, регистрировать все случаи обнаружения старинных денег на руках, — задумчиво сказал сам себе Кричевский и полез за блокнотом делать пометки. — Эх, далеко мы отъехали! Поздно ты, брат Петр, про свою кису вспомнил!

— Брат Пимен! — попросил репортер, довольный находкой. — Расскажи историю какую-нибудь про клад! Знаешь?

— Знаю, как же не знать! — охотно откликнулся монах, радуясь возможности отвлечься беседою, и заговорил певучим голосом сказочника. — Ходили как-то бурлаки по Каме да Вятке, недалече от этих мест. Старый бурлак рассказал своему товарищу, что на бугре одном богатый клад зарыт, но чтобы его добыть, хитрость нужна. В означенный час, старому бурлаку известный, пошли они тайком от прочих клад брать. Сошедши на берег, бурлак предупредил товарища: «Что бы ты ни увидал, что бы ни услыхал, молчи». Взобравшись на бугор, они увидели отверстие вроде погреба, с дверью. Отворив ее, нашли хорошо убранное подземелье, похожее на комнату: в углу висел образ Спасителя в золотом окладе, осыпанный бриллиантами и разноцветными камнями; перед образом теплилась лампада. Посреди комнаты стоял гроб, окованный тремя железными обручами; возле лежали огромный железный молот и прутья. Возле стен расставлено было множество бочонков, насыпанных доверху золотом, серебром и драгоценными самоцветными камнями, а также прочая металлическая утварь. Бурлаки помолились перед иконой. Затем вожатый схватил молот и разбил обручи на гробе. Крышка поднялась, из гроба встала девица необыкновенной красоты и выговорила: «Что вам нужно, ребята? Денег, утвари, камней самоцветных берите сколько душе угодно». В ответ на это вожатый схватил прутья и начал стегать красавицу безбожную, и сколько она ни умоляла о пощаде, все было напрасно. Товарищ не вытерпел и сказал: «Полно, брат, что с тобой, с ума ты, что ли, сошел?» Но едва он успел произнести эти слова, как невидимая сила подхватила его и выкинула в дверь, которая тотчас же захлопнулась, и послышался голос: «Восемь-девятого!» Вслед за тем дверь и отверстие пропали. Испуганный бурлак едва добрался до судна своего; у него отнялся язык, и три года он оставался нем. После он уже рассказал, что если бы они успели завладеть иконой, как говорил ему еще дорогой вожатый, то все богатства перешли бы в их руки.

— Да-а… — мечтательно произнес Петька Шевырев, заглядывая в кошелек и с обидою созерцая свою единственную монетку. — Дураки эти бурлаки, однако!

— А скоро ли, сказочник, приедем мы? — спросил Кричевский. — Еще час-другой, и смеркаться начнет!

— Скоро уж! — ответил спокойно монах, очевидно, хорошо знающий окрестности. — Вон уже медведь на избе пляшет!

Пассажиры брички завертели головами, напрасно пытаясь разглядеть столь необычное зрелище, и брат Пимен пояснил им, что это вотяцкая поговорка, означающая дым, идущий из трубы. Действительно, далеко-далеко, за краем девственных лесных урочищ, поднималась в вечернем небе едва заметная глазу тонкая струйка дыма.

III

Колея в вотяцкую деревню Ныша оказалась вовсе не езженая, густо поросшая травой. Только сбоку, вдоль обочины тянулась узкая тропка, проторенная редкими пешеходами.

— Однако, глухомань! — сказал полковник. — Уж не подшутил ли над нами коллега твой ушастый, брат Пимен? Отправил куда подальше от своей вотчины? Что это мы здесь искать и найти должны?

— Это тебе виднее, брат, — спокойно ответствовал монах. — Куда ты меня просил, я тебя туда и привел.

— Теперь, главное, вывести не забудь, — озабоченно сказал репортер, суетливо оглядываясь назад, пытаясь запомнить путь обратно, точно опасаясь, что дорога за их спинами в одночасье провалится под землю. — От этих «вэщащей» лесных все что угодно можно ожидать! Уж колдуны тут точно есть, я чувствую!

Бричка, покачиваясь на кочках, проехала по единственной улице деревни. Стекол в окнах не было, оконные проемы затянуты были сычугами — сушеными бычьими пузырями — и смотрели на белый свет, точно бельмастые глаза слепцов. Встречные вотяки разбегались и прятались, прикрывая рубахами головы, не желая общаться с приезжими.

— Что это они? — удивился Петька.

— Оскверниться боятся, — пояснил монах. — Мы же христиане!

— A-а… А я и не знал, что это такой большой грех! — нервно пошутил Шевырев. — Я мылся у бабки Марьи, между прочим!

— Это те самые «вылепысери», что ли? — спросил Кричевский. — Отшельники от мира, которые с русскими не общаются?