– Мистер О'Коннелл, как вы знаете, у нас впереди длительное путешествие...
– Да, мэм: день пароходом и два на верблюдах.
– Совершенно верно. И вот пока мы не пустились в наше опасное путешествие, обрекая себя на дискомфорт и неудобства, не говоря уже о расходах... Можете ли вы посмотреть мне в глаза и убедить меня в том, что наше предприятие отнюдь не авантюра и не имеет своей целью избавить меня от денег?
– Что?
Миловидное лицо Эвелин зарделось. Из-за тени, отбрасываемой полями шляпы, оно приняло какой-то синеватый оттенок. Она надменно задрала подбородок и свысока взглянула на американца. Подобное выражение, по мнению Рика, ей совершенно не шло.
– Несмотря на то, что вы, возможно, могли предположить, мы с братом вовсе не богачи. Поэтому у нас нет никакого желания рисковать жизнью и своими скромными доходами из-за… как там говорится?
О'Коннелл вопросительно поднял бровь:
– Журавля в небе? – подсказал он.
– Да, что-то в этом роде. Я понимаю, что человек, оказавшийся у подножья виселицы, вполне мог опуститься до обмана, чтобы спастись. Если именно это и произошло, то я даю свое разрешение и даже благословляю вас…
– Если уж вы хотите знать все до конца, то скажу вам честно, – О'Коннелл сделал несколько шагов к той, которая осмелилась говорить с ним столь высокомерно, и почти столкнулся с ней. Ее глаза расширились, а ресницы затрепетали, как крылья испуганной бабочки. – Послушайте, леди. Я и мой батальон в двести человек во главе с полковником прошагали всю Ливию и часть Египта, чтобы очутиться в вашем драгоценном Городе Мертвых. Так они нашли его и присоединились к «жителям». Все, кроме меня. Теперь я и сам горю желанием отправиться туда, потому что эти проклятые пески взяли надо мной верх. И на этот раз я намереваюсь победить. Я отправлюсь туда с вами или без вас. Вообще, вам самой лучше бы остаться в Каире, а мы с вашим братом рискнем.
Эвелин не отпрянула, а осталась на месте, хотя О'Коннелл находился на непозволительно близком расстоянии от нее.
– Нет уж, спасибо. У меня свой интерес.
Отступив на шаг назад, Рик пожал плечами, совершенно одурманенный ее духами с запахом сирени.
– Ладно, расслабьтесь. Я позабочусь о вашем багаже.
Закинув на плечо рюкзак, О'Коннелл подхватил ее сумки и направился к сходням. Он не слышал, как Джонатан шепнул сестре:
– Пожалуй, ты права, сестренка. Это действительно нахальный тип, и восхищаться нм нечего.
И тут О'Коннелл услышал голос, который предпочел бы не слышать больше никогда. Обращаясь к Карнахэнам, его обладатель пропел:
– Позвольте пожелать вам доброго дня.
Рик, дошедший уже до середины трапа, резко обернулся. Однако Эвелин среагировала раньше, чем избавила присутствующих от пары крепких выражений.
– Что вы здесь делаете?
Начальник каирской тюрьмы галантно приподнял потертую шляпу с загнутыми полями, которая несколько странно дополняла его заляпанный костюм.
– Я пришел, чтобы защищать свои инвестиции, – важно заявил Гад Хасан. – Мой народ хорошо знает, что англичане говорят вежливо, но всегда готовы выхватить землю буквально из-под ног.
Поклонившись, Хасан с саквояжем проследовал на палубу «Ибиса», по дороге дружелюбно улыбнувшись О'Коннеллу, который бросил в сторону жирного маленького ублюдка гневный взгляд.
– Забудем о прошлом, – буркнул начальник тюрьмы.
О'Коннелл поставил сумки и, потирая шею, зловеще заметил:
– Если тебе понадобится галстук, только попроси.
Хасану не понравилось предложение американца, и он поспешил убраться куда-то на нос парохода.
Рик доставил багаж Эвелин Карнахэн к двери ее каюты и отпросился осмотреть судно.
– Делайте все, что считаете нужным, мистер О'Коннелл, – четко произнесла девушка. – Я вам не начальник.
– Ну и не забывайте об этом, – ответил он, и Эвелин, фыркнув, удалилась в каюту.
– Эви всегда слишком прямолинейна, – понимающе высказался Джонатан, волоча свой багаж. – Не обращай на нее внимания. Ее поведение означает только то, что ты ей очень поправился.
– Она выбрала занятный способ продемонстрировать это.
– Но так поступает большинство женщин, разве нет? Во всяком случае те, с которыми стоит иметь дело. Увидимся за ужином.
– Увидимся за ужином.
Пароход представлял собой ветхое деревянное сооружение двадцати футов шириной и ста пятидесяти длиной. Этакая славная двухпалубная пассажирская лохань. Нижнюю палубу занимали каюты для пассажиров, а верхняя служила для размещения багажа. Часть верхней палубы была затянута тентом, под которым располагались столики со стульями, откуда пассажиры могли любоваться проплывающим мимо зелено-бежевым пейзажем. Пароход шел со скоростью шесть миль в час, управлял им рулевой-нубиец с небольшой бородкой, в тюрбане и бурнусе. Курс он прокладывал так, что посудина двигалась от одного берега к другому, словно змея.
Следом за собой пароход тащил сбитую из грубых досок баржу, предназначенную для перевозки лошадей, верблюдов, а также пассажиров второго и третьего классов. Люди прихватили с собой циновки, на которых и должны были спать прямо на палубе.