Мумия

Солнечные лучи пробивались через задернутые занавески в квартире третьего американца – Бернса, – но в самих комнатах было темно. Форт имел электрическое освещение, но Бернс не включал его. Только слабые лучи солнца играли на драгоценных камнях древнего сосуда, стоящего посреди стола, как самое дорогое украшение. Впрочем, человек, который гостил здесь, не мог наслаждаться этим зрелищем, поскольку совсем недавно полностью ослеп.

Он сидел в темных очках за столом, когда в дверь кто-то постучал. Бернс разрешил посетителю войти. Им оказался Бени, исчезнувший проводник их экспедиции. Каким-то образом венгру удалось самостоятельно добраться до Каира. Бени сопровождал, по его словам, почетного гостя, который узнал о находке Бернса и собирался сделать тому выгодное предложение.

Слуга-араб, приставленный к слепому, принялся хлопотать вокруг гостей. Итак, за столом расселись трое: сам Бернс в белой рубашке и легких брюках, Бени в своем черном пижамоподобном наряде и (как его представил Бени) принц Имхотеп. Последний являл собой высокую фигуру, сплошь скрытую темным одеянием с капюшоном и белой маской палице. В ее миндалевидных вырезах сверкали внимательные глаза.

Конечно, Бернс не мог видеть этой внушающей трепет фигуры. Впервые с тех пор, как он лишился глаз и языка в его душе затеплилась робкая надежда. К нему пришел покупатель артефакта! Может быть, этих денег хватит, чтобы, добравшись домой, лечиться у лучших врачей и нанять сиделку...

– Я о-о-фень вад видеть вас, – пробормотал Бернс, стараясь хоть как-то выговаривать слова, ворочая обрубком языка. И американец добродушно протянул руку как принято во всем западном мире, когда нужно продемонстрировать свое расположение и доверие. Однако странный гость не стал подражать Бернсу и проигнорировал его протянутую ладонь.

– Извините, мистер Бернс, – заговорил Бени, – принц не может дотрагиваться до человека, который занимает место ниже его по положению. Глупые восточные предрассудки, с моей точки зрения, однако мы вынуждены уважать их.

– Пва-а-фтите меня, – тут же спохватился Бернс.

Слуга-араб налил всем чаю, но когда Бернс потянулся за своей чашкой, он случайно опрокинул ее.

– О-о-о! – застонал он. – Пва-афтите. Мои гла-а-фа меня подвовят.

– Глаза подводят? – участливо переспросил Бени. – Принц сочувствует вам, – добавил он и приказал слуге удалиться и оставить хозяина наедине с гостями. – Вы знаете, у принца тоже не все в порядке со зрением.

Длинные пальцы гостя потянулись к драгоценному сосуду. Руки, хоть и полностью скрытые бинтами, казались очень сухими. Имхотеп поднял сосуд, и Бени, встав из-за стола, попятился на несколько шагов.

– Мистер Бернс, – продолжал Бени, – принц скромно благодарит вас за ваше гостеприимство... не говоря уже о глазах.

– Мои... гла-а-фа?

– Да-да, и за глаза, и за язык тоже.

Темнота, в которой теперь постоянно пребывал Бернс, наполнилась сначала смятением, а потом ужасом.

– Однако боюсь, что мы должны попросить вас еще кое о чем, сэр, – вздохнул Бени. – Понимаете, принц должен до конца воплотить свое возмездие и наказать вас. Он действует согласно проклятью, которое вы и ваши друзья невольно навлекли на себя.

Бернс вскочил на ноги и, охваченный паникой, неуклюже отступил назад. Хотя Бернс уже хорошо ориентировался в этой маленькой комнате, сейчас от страха он чувствовал себя здесь так, словно затерялся в бескрайней пустыне. Единственное, за что Бернс мог бы поблагодарить Имхотепа, так это за то, что тот лишил его зрения и возможности увидеть ужасное зрелище. Мумия сняла маску. Ее лицо представляло собой череп с остатками сгнившей плоти. Эту страшную «маску под маской» оживляли лишь яркие глаза, гнилые оскаленные зубы и трепещущий за ними розовый язык.

*   *   *

В это время в грязной забегаловке трое мужчин – Хендерсон, О'Коннелл и Джонатан – устроились за столиком у бара и продолжали пить. Их объединили все те несчастья, которые им пришлось пережить в Хамунаптре. Сейчас они сдвинули стаканы, чтобы выпить еще раз перед тем, как они разъедутся в разные места.

– Желаю вам удачи, парни, – произнес короткий тост Хендерсон, и мужчины одновременно опрокинули стаканы, а потом так же дружно выплюнули их содержимое на пол, покрытый смесью песка и опилок.

Вокруг них посетители кабака тоже начали плеваться, куда попало, и повсюду, где бы ни оказалась отвергнутая ими жидкость, – на полу, на столиках, на стойке бара, – она везде была окрашена в красный цвет.

– Господи Боже мой! – перепугался Хендерсон, нервно потирая лицо.

– Это же кровь, – прошептал О'Коннелл.

Пол кабака выглядел так, словно здесь прошла безумная резня.

– И тогда реки и воды Египта... – монотонно завыл Джонатан. – стали красными.... И превратилась вода в кровь...

О'Коннелл почувствовал, как неприятно у кого заныл желудок. Нет, его не затошнило от привкуса крови во рту. Он внезапно осознал, что проклятие и «казни египетские» продолжают преследовать их.

– Он должен быть где-то здесь, – твердо произнес О'Коннелл.

– Кто? – поинтересовался Джонатан

– Кто? – эхом вторил ему Хендерсон.