Мумия блондинки

— Господа,— начал он,— ситуация в Латинской Америке — одна из самых тревожных, необъяснимых и, добавлю, самых непредсказуемых. В этой части света мы имеем дело с необыкновенно быстрыми экономическими и политическими переменами, очень важными для нас и нашей безопасности. Время старых диктаторов и «Колониального пакта» закончилось, подрывной деятельности — тоже... Руководящие классы и структуры на этом континенте формируются достаточно быстро. Разумеется, мы еще столкнемся с подрывной деятельностью классических террористов, но они — не самая большая наша проблема... Отныне наша проблема — это феномен нового режима, одновременно антикоммунистического и националистического, что означает враждебность любому политическому вмешательству или экономическому давлению с нашей стороны. В Перу, Боливии и других латиноамериканских странах правительство имеет возможность национализировать американские нефтяные компании и досматривать калифорнийские суда, если они рискнут войти в их территориальные воды[2].

И. С. вздохнул.

— Военная хунта открыто и агрессивно — антиамериканская, так же как и марксистское чилийское правительство Альенды. И это феномен, с которым мы не можем не считаться.

Немного передохнув, И. С. продолжал:

— Учитывая эту новую конъюнктуру, Департамент штата считает, что возвращение к власти Руйц-Ибарро способствовало бы нормализации политической ситуации в стране.

Теперешнее временное правительство исключительно непопулярно и старается изо всех сил завоевать доверие народа, национализируя собственность других стран. Оно знает, что недолговечно, и пытается удержать власть как можно дольше. Значит, в этой ситуации мы должны сделать все, чтобы помешать какому-нибудь промарксистскому правительству или другим силам оппозиции захватить власть в стране.

Единственным выходом из создавшегося положения может быть приход к власти Эрнесто Руйц-Ибарро, сохранившего доверие народа, который не забыл его «справедливость» и который с триумфом встретит возвращение своего прежнего кумира. Но это возвращение вызовет особый религиозный экстаз, если Руйц-Ибарро вернется с телом «Мадонны Дескамизадос». Мы уверены, что, если он по прибытии с большой помпой установит стеклянный гроб Мерседес в Доме Синдиката, вся страна упадет на колени и запоет хвалебные гимны Мерседес.

—Вполне вероятно,— согласился Гунтер.

— Вот почему я вам буду очень благодарен, если вы как можно скорее наложите руку на эту «путешествующую мумию».— И. С. высморкался и повторил: — Как можно скорее, где бы она ни находилась.

Глава 4

— Люблю Италию, — заявил Коста. Он жестом указал на холмы, побуревшие от зноя, простиравшиеся вокруг.— Старая Италия, тысячелетняя, крестьянская, пло-дородная^ сохранилась еще в этой местности. И просуществует еще тысячелетия!

История никогда не выбирает страну без достаточного основания,— продолжал Бассович.— Греция и Италия — это не просто географические и античные центры. Здесь сталкиваются огромные теллурические и космические силы. Время и место рождения Рима не случайны!

Гунтер улыбнулся, но ничего не ответил. Коста любил «обсуждать главные идеи», как он сам выражался. Время от времени он философствовал на исторические темы. Гунтер— нет. Он довольствовался жизнью материальной, и это была жизнь! Ему, оперативному агенту из специальной группы IV Департамента активных действий, чужда была пространная философия.

Сейчас работа Гунтера и Бассовича состояла в том, чтобы найти забальзамированное тело жены бывшего президента Руйц-Ибарро. И это было определенное задание, срочное и без всякой метафизики. Опросить типа из полиции, ознакомиться с местностью, не подавая вида, что это важно. След, естественно, начинался здесь, в Санта-Клара ди Пиомбино, маленьком городке, где неизвестные пытались осквернить могилу некой Марии-Анжелы Доминиати, которая оказалась пустой.

Дорога, ведущая к кладбищу, теряющаяся в синей гуще кипарисов, была похожа на дорогу каникул, с ее цветущими изгородями. Птицы прыгали на ветках. Чувствовался непередаваемый запах весны, который источали земля и растения.

Они не сделали и трех шагов по кладбищу, как увидели перед собой суровое лицо сторожа. Он враждебно осмотрел их, засунув руки в карманы своей толстой бархатной куртки.

— Вы что-нибудь ищете?

— Вы сторож? — спросил Бассович, который великолепно говорил по-итальянски (Бассович бегло говорил на семи языках и целой куче диалектов).

— Да! — буркнул сторож.

— Джузеппе Монзальви?

— Да, это мое имя. И что дальше?

— Мы хотим поговорить с вами,— приветливо обратился к нему Бассович.

— У меня нет времени для разговоров,— грубо ответил Джузеппе.— Меня ждет работа. Если вы пришли навестить могилу родственника или друга, так и скажите.

— Мы действительно хотим увидеть одну могилу,— вмешался Гунтер, который тоже говорил по-итальянски.

Сторож не спускал с них взгляда, в котором сквозило беспокойство. Он был плохо выбрит, и это делало его похожим на браконьера или сицилийского бандита.

— Какую могилу?

— Марии-Анжелы Доминиати.

Лицо Джузеппе Монзальви сделалось непроницаемым, как стена тюрьмы.