Мумонкан. Застава без ворот. Сорок восемь классических коанов дзэн

Уммона мы уже встречали в случаях XV (Уммон учит Тодзана), XVI (Уммон и монашеская мантия) и XXI (Уммон и палочка-подтирка). В этом случае мы видим также Сисина и заочно Тёсэцу. Сисин принадлежал к ветви Орю дзэнской секты Риндзай и был духовным сыном Майдо Сосина (1025–1100). После долгих странствий по всей стране он поселился в храме и начал активно проповедовать дзэн мастера Орю. История его просветления во время учебы у Майдо выглядит так:

Майдо показал кулак и сказал: «Назови это кулаком, и ты отвергнешь его духовную природу. Не называй это кулаком, и ты отворачиваешься от фактов. Что ты теперь скажешь?»

Сисину потребовалось два года, чтобы ответить на этот вопрос. Тёсэцу Сюсай, автор стихотворения, которое начал было цитировать монах, достиг просветления в присутствии Сэкисо, которого Тёсэцу посетил по совету Дзэнгэцу Дайси.

Сэкисо спросил у Тёсэцу:

— Как тебя зовут?

— Моя фамилия Те, мое имя Сэцу, — ответил Тёсэцу.

— Не имеет смысла стремиться к мастерству. Скажи мне лучше, откуда ты, пришел? — спросил Сэкисо, и Тёсэцу внезапно достиг просветления.

Он выразил свое просветление в следующем стихотворении:

В каждом из бесчисленных миров безмятежно сияет ясный свет;
Я пребываю во всех живых существах, в мудрых и глупых.
Если ни одна мысль[172]

не возникает, реальность проявлена;Если шесть органов[173] активны,
облака отделяют нас от истины. Мы отказываемся от страстей,
но наша духовная болезнь продолжается;
Мы собираемся постичь Вечную Истину,
но и здесь ошибаемся.
Пребывание в мире
не затрагивает нашу подлинную личность;
Нирвана и самсара —
всего лишь цветы в сознании.[174]

Первые четыре строки относительны и выражают здравый смысл. Последние четыре строки парадоксальны и выражают истину.

СЛУЧАЙ

Однажды монах задал вопрос о стихотворении, которое начинается словами «В каждом из бесчисленных миров…», но не успел он закончить первую строку, как Уммон перебил его:

— Разве это не слова Тёсэцу Сюсая?

— Да, это его слова, — ответил монах.

— Ты оговорился, — сказал Уммон.

Впоследствии Сисин рассказал эту историю и спросил:

— Скажите мне, как монах оговорился?

Эта оговорка составляет суть данного случая. Дзимбо считает этот случай банальным, а остальные исследователи, кажется, сошлись во мнении, что Христос не должен был цитировать Ветхий Завет, а Конфуций — Книгу Песней. Если монах и совершил ошибку, то не в том, что пытался продекламировать наизусть стихотворение, а в том, что вообще родился. Уммон, подобно многим (но не всем) умным людям, был очень нетерпелив и перебил монаха, возможно, очень грубо. Так, как Уммон поступил с монахом, следует поступать с девяносто девятью процентами людей в церквах и храмах. Пусть идут в бильярдные и дансинг-холлы, где никто их не будет перебивать.

Эмерсон говорит, что использовать слова другого человека так же трудно, как изобретать свои собственные. Великая ошибка людей в том, что они любят выставляться. Монах хотел похвастать своим просветлением, а на самом деле показал обратное. Слова составляют человека, и хотя весь язык построен по принципу подражания, каждое слово, которое мы говорим, следует изобрести снова. Имея в виду Уммона, а не монаха, Торо говорит:

Слова некоторых людей, брошенные с силой, пристают к нам, как репей.

КОММЕНТАРИЙ

Если в этом эпизоде ты постиг безупречный метод Уммона и знаешь, в каком месте монах оговорился, ты можешь учить людей и богов, но если ты все еще не выяснил суть этого вопроса, ты не можешь спасти даже себя самого.