– Каспий, – на выдохе сказала Лилит, поглаживая его плечо. – Каспий, не надо этого делать.
– Так ты в курсе? Знала и молчала?
– С нас взяли клятву, мы не можем говорить об этом. В отличие от твоего безумного отца и бабушки.
– У тебя еще есть шанс, полукровка, на нормальную жизнь, – вступился Самаэль. – Ты сможешь спокойно жить за чертой, как и Ивейн, хотя бы первое время…
При упоминании Ивейн его передернуло, и от Каспия это не ускользнуло.
– Хочешь, чтобы она погибла или уехала? – Каспий подошел ближе к Кави.
– Десять минут до полуночи, – шепнула Лилит, глядя на часы.
– Так что? Капля крови тем ножом, что ты прячешь, – и она будет здесь, в безопасности, с тобой.
– Каспий! – крикнул Асмодей, но было поздно, ифрит уже поднялся на ноги. – Не делай этого! Мы уже все решили!
Последняя фраза стала спусковым крючком для инкуба и выпустила его истинную суть наружу.
– Меня всю жизнь принижали из-за того, что я инкуб, вдалбливали, что вы, верховные, якобы знаете лучше. Вы не оставляли мне выбора. – С каждым словом он подходил все ближе и ближе. Асмодей даже не шелохнулся, глядя на него без тени испуга, лишь с явной жалостью. – Никому не давали выбора!
Кави слышал это уже из другой комнаты, забрав нож с собой. Лилит пыталась успокоить крестника, но, казалось, тот был неумолим.
Так же бесшумно он вернулся в кухню, сжимая в руке клинок, которым когда-то собирались принести в жертву Исаака.
– Теперь решать буду я! – громогласно заявил Каспий. – К черту демонкратию!
И Кави воспринял это как призыв. Нож полоснул по руке.
Спасибо богам, демонам или кому угодно, что машина Хейзер стояла у «Гекаты». Ветер охладил мысли, но меня продолжало лихорадить. Трикстер еще кричал мне что-то вдогонку, но я не обращала внимания. До полуночи оставались считаные минуты.
– Где Каспий? – крикнула я Хейзер, еще не успев закрыть дверь. Она явно хотела мне что-то сказать.
– Я высадила его у полицейского участка и видела, как он выходил из него. Думаю, он у Асмодея. – Хейзер завела автомобиль. – Ив, нужно поговорить. Срочно.
Машина резво тронулась с места, мы чудом не зацепили летевшую ветку, которая могла бы с легкостью пробить лобовое стекло. Погибнуть сейчас не входило в мои планы.
– Это касается Барона Субботы…
– Хейзер.
– Нет, послушай! Если Барон Суббота вселится в тебя, да, ты погибнешь, но выживет Каспий, твоя мать, твой брат останутся призраками, Кави, в конце концов. Все, кого ты любишь, все, кем ты дорожишь…
Она продолжала что-то говорить. С Апостолами Безумия все магические существа ослабнут, но продолжат существовать. Мунсайд выживет, но станет совершенно другим, незнакомым, еще более безумным и больным.
– Я не собираюсь тебя убивать, просто говорю про этот вариант…
– Ты хочешь, чтобы я умерла? – тихо спросила я.
– Давай не будем говорить о моих навыках вождения, – даже сейчас она шутила, но затем сказала уже серьезно: – Быстро и безболезненно. Ивейн, ты – моя лучшая подруга, смелее и отважнее человека я не знаю и вряд ли узнаю, поэтому говорю это прямо и уверена, что ты примешь правильное решение. Я не говорю, какое именно, я сама понятия не имею, черт! – Теперь мусорное ведро попыталось в нас врезаться, Хейзер едва увернулась. – Мне неизвестно, что придумал Каспий…
Зато я, кажется, знала что. Трикстер сболтнул много лишнего, явно мне на пользу. Думая о нем, я буквально слышала, как моя душа распадается на кусочки.
– Кави наверняка у Асмодея, – продолжала Хейзер. – Ив, ты скажешь мне, что решила?
– Я еще ничего не решила! – запаниковала я. Слава богу, показался высокий шпиль дома Асмодея, но дорогу преградила сваленная сосна. – Остановись! Дальше я пешком.
Я уже хотела выскочить из машины, но Хейзер обернулась.
– Ив, я люблю тебя, – искренне сказала она, прижимая к себе. – Ты – самый лучший человек, ты…
– Тише, не плачь, – умоляла я, прижимаясь изо всех сил и сдерживая слезы. – Я тоже люблю тебя. Ты – моя самая лучшая подруга, самая крутая мамбо на свете, но вот только водитель…
Она рассмеялась чуть истерично и все же отпустила меня, долго смотря вслед. Я не могла обернуться, только не сейчас, шагая навстречу ветру, который с легкостью мог вышвырнуть меня из города.
Когда в твоей жизни наступает решительный момент, ни одна мысль не может пробиться в голову, кроме настойчивого: «Дыши, цени это, дыши, просто дыши».
И мне ничего другого не оставалось.
Дверь резко открылась, и, пройдя в кухню, я увидела окровавленный нож в руке Каспия и какую-то бумагу.
Лилит, рыдавшую над трупом Самаэля.
Кави, моего Кави. Кровь из вен.
Асмодея, как всегда, застывшего, спокойного, смиренного.
Часы пробили полночь.
Дом начал разрушаться, как и весь город. Я слышала твой вопль, Мунсайд, возглас каждого твоего жителя.
Ты умирал.
С днем рождения, Ивейн.
– Нет! – воскликнула я, не зная, к кому сначала подойти. – Каспий, не делай этого!