Муос: Чистилище

И действительно, после свадьбы Кинг-Эрик всячески покровительствовал друзьям новобрачной. Под предлогом занятости он сложил с себя учительские обязанности, полностью передав их Вячеславу и Вере, и даже увеличил часы занятий. В какой-то мере это было оправдано: мавританский диалект на треть состоявший из английских и производных от них слов, очень сильно отличался от языка основной части Муоса. С давних времён детям в школе Королевства, а потом и Резервации, преподавался государственный язык, но чему могли научить учителя, которые сами им плохо владели? А этот язык был жизненно необходим: собственной литературы в Резервации не было, поэтому резерванты неохотно приобщались к чтению малопонятных им книг. В связи с этим решение кинга допустить к учительству в школе носителей основного языка Муоса выглядело вполне обоснованным. Кроме того, отсутствие работ на Поверхности добавило свободного времени жителям Резервации и, чтобы его не тратить впустую, Кинг обязал детей учиться больше, а для взрослых, желающих подучиться, ввёл вечернюю школу. Добавление учебных часов в свою очередь вызвало потребность в ещё одном преподавателе. Но Вера понимала, что благодарить за их трудоустройство она должна не рвение Короля к просветительству, а его чувства к доктору Джессике и саму Джессику, которая сумела правильно сыграть на этих чувствах в пользу своей подруги.

Как бы то ни было, это были счастливые месяцы. У Веры стали снова отрастать волосы, с коротким ёжиком на голове она была похожа на подростка, чуть ли не ровесника Хынга. Один раз от Джессики она услышала непонятное слово «лейкемия», но переспрашивать, что этот диагноз значит и каковы её шансы выжить, Вера не стала — слишком тревожно смотрела на неё подруга-доктор, не перестававшая пичкать её пэтэйтуином. Не разделяя пессимизма врачихи, Вера появление волос восприняла как добрый знак, а значит, у неё есть ещё время, и ни одной отпущенной ей минуты она уже зазря не потратит. Больше её тревожило состояние Вячеслава. Он уже мог кое-как передвигаться по Резервации без посторонней помощи — по эскизу Джессики местный мастер из деревянных чушек и системы кожаных ремней соорудил ему протезы. Зато слово «туберкулёз» для Веры толковать нужды не было, и Джессика диагноза этого не скрывала. Лекарства, приобретённые давно в Республике, уже заканчивались; а то, что могли сделать Джессика и её помощники из собранных под землёй и на Поверхности грибов, лишайников и трав, не лечило от туберкулёза. Он сильно кашлял, иногда с кровью, худел, но не терял бодрости духа. Порой он казался ребёнком, который вроде бы и знает о том, что все люди умирают, но в то же время считает смерть чем-то далёким, к себе не относящимся. И Вера с ним не говорила ни о его болезни, ни о том, чем она может закончиться. Они оба были охвачены тем делом, которым занимались.