Она убивала врагов и делала правильно! Но хотела бы она, чтобы Вячеслав хоть раз увидел, как она это делает? Или хотя бы узнал в подробностях это? Конечно, нет. А раз она не хочет, чтобы в этом ее видел хороший, вернее, самый лучший человек в Муосе, значит, она не считает, что это хорошо? На секунду Вера представила себя со стороны с окровавленными секачами. От этого воспоминания тоненькая бумажная стенка в ее памяти, прятавшая от ее сознания что-то важное, прорвалась. Она вспомнила туннель-улицу, по которой ей вела умершая и вместе тем прозревшая Инга; вспомнила Свет, на который хотела взглянуть и не могла; вспомнила счастливых людей и себя, всю в крови и с секачами; вспомнила свою семью, говорившую о ней в их посветлевшей квартирке; вспомнила Идущего-По-Муосу, вернувшего ее в вонючий кровавый мир. Что это было? Сон, галлюцинация, видение? Джессика говорила, что у нее на минуту или две останавливалось сердце во время операции, что она почти умерла, или даже не «почти». Так может быть, она была в другом мире, в мире после смерти? Но ей там явно было не место, она там была чужая…
Нет! Вера сильно встряхнула головой, и от резкого движения боль резанула по ране в груди. «Мне бы в моем мире разобраться, а другие миры пусть сами по себе как-нибудь. Тем более что Вячеслав живет в этом мире!»
– И я буду с ним! Только я должна закончить войну, которая без меня бы не началась! Только закончу эту войну – и вернусь к нему…
– Объязательно вернешься, – услышала Вера акцент, ставший таким родным. – Объязательно, только надо еще подлечиться.
Вера нахмурилась. Джессика, входя для перевязки, услышала ее последние слова, а значит, она их произнесла вслух. «Вот тебе на: уже и разговаривать сама с собой начала», – с горькой иронией подумала Вера без особого смущения. Хотя чего ей стыдиться Джессику? Ишь ты: мало было ей подержать на ладони Верино сердце во время операции, так она еще и после операции разные опыты над ним ставит.
– Джессика, зачем ты его привела?
– Я посчитала это правильным, – ответила она, как отрезала, дернув при этом пропитавшуюся засохшей кровью и сукровицей повязку нарочно резче обычного, дав понять, что не собирается продолжать этот разговор.