Муос. Чистилище

– Если бы он убил, тогда бы пришел следователь, устроил бы публичную казнь. Это действует лучше всего. В прошлом году так уже было, когда Крючкович жену свою зарезал. Появился следователь, зачитал приговор, отрубил голову и ушел. Я специально всех собрал, даже из дозоров мужиков поотзывал. Подействовало – лучше не надо. Полгода тишина и покой, пить меньше стали, жен если и поколачивали, то тихонько, незаметно. Потом подзабылось, снова начали расходиться, а сейчас опять до предела доходит. Пивень своей глаз выбил, Киевец дочку засек до полусмерти, Липская-средняя не встает больше месяца, что-то с позвоночником ей благоверный ее сотворил, да тут еще продолжать можно… И ничего им за это не сделаешь – за все, кроме убийства, ответственность только по требованию потерпевшего. А какая баба требовать этого будет? Так у меня через год вообще баб здоровых не останется. Лучше два трупа – жертвы и казненного, чем полстанции инвалидок.

– Я тебя правильно поняла: ты хотел бы, чтобы вчера этот лысый убил свою жену? – с нескрываемым возмущением выпалила Вера. Батура не обратил никакого внимания на переход на «ты».

– Нет, я такого не говорил. Цебрук – очень нужный человек. Он электрик-самоучка. Университет не заканчивал, но кое-что шарит. Обучать кого-то в Университете наша станция не потянет. А этот от отца своего кое-чему научился. Поэтому он нам очень нужен, не хотел бы, чтоб его казнили, других дармоедов хватает. Да я уже говорил, что Цебрук – далеко не самый худший. Вот, мавританку эту в жены взял. Ее ж инспектора из Центра хотели в Резервацию загнать, так он не дал. Сказал, что с нею в Резервацию пойдет – и я уверен, что этот пошел бы. И выбора меня лишил – как мне без электрика быть? Я уж сам ходил в Инспекторат, умолял, чтоб не забирали его жену. Ну, те со скрипом и согласились. А потом ему эту Ленку молодую навязали. Не хотел же ее брать, любовь, поди, у него к мавританке была. А взял вертихвостку в жены, так та его спаивать начала и как-то так перекрутила все, что теперь она ему дороже мавританки стала. А забеременеть от него не может. Со злобы его на мавританку настраивает, вот он ту и побивает периодически. Видишь, как все запутано? Куда уж нам в эти разборки семейные сунуться? Пусть бьет, абы не убил и не покалечил. Спустит пар, отойдет, и будут жить спокойно до времени. Ну, не обойдется – на все воля Божья… Нет, я оцениваю положительно твой порыв, когда ты вчера пыталась их разнять. Только бесполезно это все.

Вера с ехидством парировала:

– Могу тебя заверить, администратор, что такой ошибки я больше не повторю. Это действительно бесполезно, если даже администратор станции считает женоубийство полезным для общества.

Батура пожал плечами и молча уставился в пол. А Вера не отставала:

– А ты, администратор, кажется, не женат. Вот интересно, ты бы тоже практиковал такие методы домашнего воспитания своей жены?

– У меня было две жены. Администратор обязан брать себе жен, как ни крути. В первый же год администраторства дважды женился здесь на Партизанской. Все складывалось неплохо. А потом… Помнишь эпидемию гриппа полтора года назад в этом секторе? Я как раз в Центре был на сборах. Партизанские станции в глухой карантин поставили, никого не пропускали. Не сделали исключения и для меня. Я несколько дней топтался на Единой. А когда пришел, они уже мертвые лежали: Варюха с Борькой-грудничком и Анфиса – она беременной была. И представь: на станции умерло только пять человек, из них трое, даже считай, что четверо, – мои. Почему так? Я думаю, Богом так было предначертано. Они ушли туда, где хорошо. А мне надобно тут подзадержаться и, не отвлекаясь ни от чего, делать свое дело – продлевать дни этой убогой станции. И с вашей помощью это сегодня у нас получилось. Пока получилось, а дальше – посмотрим. Вот если б мне пару таких помощников, как ты…

Администратор вымученно улыбнулся и закашлялся.

9

Когда пятерка Зозона уходила со станции, Батура устроил «торжественное построение» своих ополченцев. Сейчас они выстроились немного быстрее и стояли чуть-чуть ровнее, чем обычно. Но все же представляли довольно убогое зрелище. Он произнес какую-то формальную, никому не нужную благодарственную речь, после чего долго тряс руки уходившим убрам. Верина рука задержалась в худой и длинной ладони Батуры немного дольше. Он ей ничего не говорил, только как-то смешно кивал головой, глядя в глаза. Когда же Вера сама потянула свою руку, Батура все-таки произнес:

– Спасибо.

Хотя Вере показалось, что он хотел ей сказать не только это. Они уходили в туннель. Вера еще раз посмотрела на клеть местной тюрьмы – той, в которой еще вчера молилась плененная лесничиха. Теперь в клетке сидело полтора десятка детей, захваченных на стоянке лесников. Все, кроме самых маленьких, хором бормотали: «Лэса-бэса».