Муранча

Когда начиналось представление, вся жизнь на Театральной замирала. Возможно, это создавало местным некоторые неудобства. Зато счастливчики, жившие здесь, могли каждый раз бесплатно смотреть спектакли. Да что там смотреть! Они ежедневно общались с кумирами и звездами, делили с ними кров и пищу, может быть, даже ссорились и ругались.

Хотя Илье казалось, что это все-таки не совсем правильно. Если ты не имеешь прямого отношения к искусству, с ним нужно соприкасаться вскользь и исключительно с парадного фасада, всячески избегая закулисной кухни. У него самого и у его семьи иначе и не получалось. Да и вообще Театральную они посещали нечасто: билеты здесь были недешевыми. Тем более волнующими оказывались ощущения перед, во время и после спектаклей.

Колыхнулся занавес. Зазвучали первые аплодисменты. Открывалась приподнятая и оборудованная на эскалаторах сцена. В расширяющемся проеме кулис показались декорации.

Однако Илья не смотрел на подмостки. Он любовался женой и сыном.

Оленька была одета в свое лучшее платье. Стройная, худенькая, она сидела неподвижно на обшарпанном расшатанном стуле, выпрямив спину и подняв голову. Благородная осанка, гордый профиль…

Оленька заворожено смотрела перед собой. На тонких бледных губах застыла нездешняя улыбка. Глаза блестели от радостного предвкушения чуда. Она была неотразима, непередаваемо прекрасна в тот момент была его Оленька!

И вся убогость, все тщетные потуги окружающего мира создать иллюзию красоты в плохо приспособленной для этого грязной, перенаселенной подземке отступали на задний план. А вот сама красота — никак не связанная с этим миром, безотносительная, истинная, настоящая — оставалась.

Сергейка тоже перестал ерзать на неудобном жестком сиденье. Разинув рот, он смотрел на сцену во всю ширину своих доверчивых детских глаз. Сергейка был готов принять и поверить всему, что ему покажут в этом месте, волшебнее которого мальчик, родившийся в метро, не видел и видеть не мог.

Откуда-то из-за раздвигающихся кулис полилась музыка. Да-да, на Театральной было и такое!

Зал замер.

Чудо начиналось…

* * *

Громыхнувшая где-то совсем рядом автоматная очередь оборвала нить воспоминаний и вернула Илью к реальности. Как будто после сладкого сна его бросили в прорубь.

Илья завертел головой. В чем дело? Ага, понятно…

Какие-то вооруженные люди пытались навести порядок на выходе со станции. Чтобы остановить свалку у Ворошиловского туннеля, им пришлось шмальнуть поверх голов из калаша. Пули разбили театральные маски на сводах, обсыпали толпу гипсовой крошкой и, судя по пронзительным воплям, кого-то задели рикошетом.

Однако стрельба и истошный крик раненого немного отрезвили беженцев. Давка и драка в туннеле прекратились. Автоматчики, спрыгнув с платформы, рассекали, направляли и более-менее организовывали беспорядочный людской поток. Живая река снова потекла через узкое русло туннеля, но на этот раз водоворотов и запруд не было. Люди начали покидать Театральную.

Толпа схлынула с платформы. Подхваченный ею Илья тоже вскоре оказался в туннеле. Противиться общему потоку не было ни сил, ни возможности. Оставалось только тупо идти дальше вместе со всеми. Скрестив руки и прижав локти к ребрам, Илья шел и толкался, толкался и шел.

Продвигались медленно, но все же продвигались. Снова темнота туннеля мешалась с нервными сполохами фонарей и слабыми огоньками светильников. Снова вокруг стоял гомон, крики и плач. Снова повсюду была давка и спертый воздух. И неизвестность впереди.

Копошащиеся вокруг люди пихались, топтались по ногам, что-то говорили и кричали в самое ухо. Опять черной волной нарастали раздражение и злость. Илья с тоской вспоминал о покинутом Аэропорте. Как все-таки хорошо, спокойно и тихо было ему там. Только с Оленькой и Сергейкой. А что будет здесь?

Сначала — Ворошиловская. За ней — Буденовская. Следующая станция красной ветки — Вокзальная — выходит на поверхность. А наверху — муранча. И значит, дальше пути нет. Остается только переход с Ворошиловской на синюю ветку. Но вряд ли «синие» будут рады «красным» беженцам.

Где-то вновь загремели выстрелы. Неужели мутанты уже преодолели огненную преграду и прорвались к Театральной? Нет, стреляли не сзади. Впереди стреляли, в «ворошиловском» туннеле.

Толпа заорала и взвыла. Подалась назад. Снова нарастала паника. Мечущийся свет фонариков вырывал из темноты перепуганные бледные и искаженные лица, раззявленные рты, выпученные глаза. Люди теряли человеческий облик. В темноте и неверном свете они становились похожими на жутких тварей, спустившихся с поверхности. Наткнувшись на какую-то неведомую преграду, беженцы пятились обратно к Театральной, которую совсем недавно спешили покинуть. Люди давили друг друга, валили с ног, топтали упавших…

Случилось то, что и должно было случиться во всеобщей панике и безумстве. И прозвучало то, что должно было прозвучать.

— Муранча! — завопил кто-то.

— Муранча! — тут же подхватили другие голоса. — Муранча! Муранча впереди!