Муравечество

Возможно, больше вспоминать нечего. И все же остается столько поводов для волнений. Будущее по-прежнему наступает, вне зависимости от продолжения фильма, — по кадру за раз, по волнению за раз. Каким оно будет? Что будет со мной? Жаль, у меня нет друга прямо сейчас, а не спустя миллион лет, когда я умру. Какой от этого толк? Жаль, Кальция нет рядом: мы бы вместе расследовали преступления, обсуждали философию et chetera. Жаль, у меня нет Грёбли. Никогда в жизни не было Грёбли. Того, кто всегда успокоит, покатается вместе с тобой на коньках. Какое бы было облегчение. Мне нужно хобби. Всегда нужно было хобби. Я так и не научился кататься на коньках. Так и не дошли руки (ноги?). У молодого Б. на уме была сплошная учеба. И откуда только взялись эти амбиции, эти отчаянные амбиции?

Фильм кончился, а я остался неприкаян. В размышлениях о чем мне теперь проводить время? Что я помню о собственной жизни? Не о фильме Инго, а о собственной жизни? Не могу себя заставить вернуться к ней. Не могу даже вступить в «Слэммиплекс» ради кинокритики. Те фильмы не для меня. Не знаю, для кого они. Это больше не фильмы. Это… бомбардировка, бездумная атака на чувства. Слышал, сейчас идет один фильм — как мне говорили, очень хорошо принятый критиками, — он целиком состоит из того, что молодой человек неопределенного пола девяносто минут без конца кричит в камеру: «Посмотрите на меня!» Газета «Слэмми» назвала это «исчерпывающей историей о взрослении нашего времени», но я не буду это смотреть. Они даже заявили: «Борчард Мелнуар играют, как никогда в их карьере. Их крик воплощает всю боль тоновечества». «А где полутона?» — спрашиваю я. Конечно, я одобряю многорасовый и многополый каст — в этом отношении мы действительно прошли долгий путь, — но, боюсь, мы как культура пожертвовали утонченностью. Я не поддержу этот тренд своими баксами «Слэмми». Для меня кино всегда было способом понять мир. Впрочем, в итоге всё впустую. Даже фильм Инго — какой в нем смысл? Ну вспомнил я его. Какая разница? Ничего же не изменилось. Мое время прошло — и вот на что я его потратил.

Но погодите.

На этом фильм Инго еще не кончается. Теперь память возвращается, словно чтобы спасти меня от этой пустоты, от моих неудач. Это дар. Возможно, Бог все же есть.

Глава 84

Кальций калькулирует. Его доска заполнена математическими каракулями и химическими уравнениями, а он размышляет. Мечется. Таращится в оставшуюся стоять раму окна на свой разрушенный город. Играет на обгорелой скрипке. Неземная музыка. Полагаю, современный фригийский лад. То и дело возвращается к доске. Занимается скалолазанием на остатках своей домашней стены для скалолазания. Кажется, ему не нужны опоры для рук и ног, раз он муравей и у него, полагаю, есть аролий. Возможно, он его лишился из-за разных мутаций рук и ног. Так или иначе, Кальций довольно ловок. Несколько лет я увлекался на досуге скалолазанием и был в этом довольно хорош. Терапевт мне говорил, что мой тип тела хорошо приспособлен к скалолазанию, поэтому я им и занялся и уже очень скоро сам учил своих учителей. Если бы не прискорбное и откровенно необъяснимое падение в двадцатиметровую карстовую воронку у подножия горы Болд, я бы по-прежнему этим занимался. Я отделался легким ранением, но провел на дне четыре дня, пока мой экипировщик не заметил, что я не сдал свое снаряжение. Из-за этого травматического опыта я потерял интерес к скалолазанию. А то, что ради выживания пришлось съесть три пальца на ногах, немало укрепило будущую неприязнь к этому спорту. Не могу объяснить, почему почувствовал потребность съесть первый палец через пятнадцать минут после падения. Объясняю это иррациональностью, часто сопровождающей панику.

— Эврика! — визжит Кальций.

И выдирает меня из размышлений.

— Химическое соединение, что я создал, действительно движется назад во времени, — говорит Кальций. — Остается вопрос: является ли это соединение формой жизни, и если да, то поглощает ли оно другие формы жизни и тем самым воздействует на мир, через который движется, тем самым вызывая изменения в обратной ветке времени? Другими словами… Нет, не так. В поступательном организме это бы вызывало изменения, но здесь полученная энергия уходит на движение дальше в прошлое. Что если — и это сейчас в порядке бреда, но вы дослушайте, — что, если эта новая форма жизни употребляет в пищу мысли, воспоминания и фантазии в мозгах поступательных существ, пользуется полученной энергией для размножения, покидает мозг этих существ, находит другие мозги дальше в прошлом, где заново повторяет процесс, оставляя в мозгах отходы жизнедеятельности, то есть переваренные мысли, воспоминания и фантазии предыдущих (будущих) мозгов?

Кальций мечется туда-сюда, заламывая руки.

— Теперь, раз я пытаюсь предсказать обратную хронологию моих временных вирусов бешенства, нужно изучить их жизненный цикл.