Муравечество

Мы следуем за существом в разум муравья. У муравьев есть разум? Мозги-то, полагаю, есть. Очевидно, мозг Кальция куда сложнее, чем у среднего муравья (и чем у большинства людей! Ха-ха!), но вообще мозги у них есть. А вот есть ли у них разум, возможно, не ответит ни один человек. Ибо, согласно Декарту, мозг — еще не разум. И я это считаю вполне разумным (мозговым?! Ха-ха-ха!). Мне очевидно, что у Кальция-то есть и то и другое, но есть ли у среднего муравья? Похоже, Кальций (Инго! Не забывай!) в этом не сомневается, поскольку действие переходит в разум вышеупомянутого муравья-жертвы. Там мы видим его желания, потребности, разочарования, маленькие победы, иллюстрированные в виде покадровых сепийных воспоминаний и фантазий, кинематографичных в своем исполнении — возможно, больше всего напоминающих творчество великой гениальной женщины Майи Дерен. Аморфное создание плавает среди этих сценок и уплетает их, прямо как протагонист «Паккумана» Тору Иватани — популярной детской электронной игрушки 1980-х. За поеданием существо разделяется на двух идентичных существ, и они выходят из муравья, немедленно вторгаясь в мозг второго муравья, существующего моментом ранее (ибо они путешествуют назад во времени, не забывай!). Два существа перекусывают мыслями нового муравья (надо сказать, разочаровывающе похожими на мысли предыдущего), но в этот раз оставляют в мозге отходы, состоящие из мыслей первого муравья, которые затем приобщаются (в несколько деградированном виде) к сознанию второго. Пара затем делится и становится четверкой, выходит в прошлое. Иногда Временные Вирусы возвращаются в тех же муравьев, которыми питались только что, но за мгновение до своего первого визита, и в его ранней инкарнации оставляют его же переваренные мысли. Возможно, этим объясняется дежавю? Или, может, дежареве? Или дежаантандю? Или, во всяком случае, какое-то из мириад дежа. Обратное движение через время трудно осмыслять. Будучи исследователем физики, я знаю, что законы времени симметричны и посему неважно, в какую сторону в нем движутся, но, конечно, живые люди этого на себе не испытывали. Если меня чему-то и научило разбитое сердце, так это что ничто не становится вновь прежним. И каким бы здоровым я ни был для своего возраста, я знаю, что уже никогда не пробегу милю быстрее чем за четыре минуты (пока я учился по стипендии Фуллбрайта в Оксфорде, меня учил Баннистер[206]. «Ты лучше меня. Если подстрижешь бороду, то снизишь сопротивление и побьешь мой рекорд. С любовью, Родж», — написал он в моем выпускном альбоме). Сегодня повезет, если я успею хотя бы за пять. Вот что делает время. И все же в спекуляциях Инго есть что-то интересное. Что же они говорят о времени — или, может, важнее, что они говорят о возможном воздействии будущих мыслей, переваренных и высранных в ничего не подозревающие мозги прошлого? Появились ли уже Временные Вирусы в моем времени? Или они заразили все формы жизни с самого ее зарождения? Куда они денутся, когда выйдут дальше истока жизни на холодную мертвую Землю? Там и умрут? Развернутся и направятся назад, как турист в автомобильной поездке по Соединенным Штатам, которого дома ждет работа?

Глава 85

«Что, если использовать Временных Вирусов в качестве топлива для самолета? — думает в закадре Кальций. — Получится ли? Полетит ли самолет в прошлое, чтобы я нашел своего Розенберга?»

Кальций калькулирует.

— Чтобы вернуться к Б., потребуется очень много топлива из Временных Вирусов, — бормочет он про себя. — И, конечно, надо учитывать Великое Ничто. Таинственное массовое вымирание. Одна моя частичка верит, что это результат падения астероида. Другая — что виной вспышка гамма-лучей. Кое-что из меня верит, что из-за потопа. Потом еще гипотеза о метангидратном ружье, занимающая где-то пятую часть меня. А возможно, глобальное потепление. Глобальное похолодание. У меня много мнений. Так или иначе, кажется очевидным, что был долгий период — возможно, миллион лет, или муравек, — когда вся жизнь на Земле вымерла, за исключением муравьев. Наверное, не стоило называть его Великое Ничто, потому что это, конечно, неуважительно по отношению к моему собственному виду. Может, Великое Немножко? Здесь есть два значения, ведь мы очень маленькие существа, но при этом очень умные. Надо будет это где-нибудь использовать. И все же Великое Ничто звучит хлестко, а раз мой вид, похоже, не понимает разницы и не переживает, оставлю этот термин до поры, когда услышу какие-либо возражения, после чего с радостью его сменю. Итак, согласно моим расчетам, на Земле был миллион лет муравьев. И миллион лет питавшихся ими Временных Вирусов, двигавшихся обратно во времени. Если изобрести какую-то сеть, какое-то засасывающее устройство, чтобы ловить Временные Вирусы в воздухе, я бы употребил их на топливо для своего самолета и отправился назад, в эпоху Б. Розенберга.