Муравьи революции

Съезд согласился заслушать особый доклад о войне и стал продолжать свою работу. Эсеры тем временем решили прощупать крестьян в одиночку и попытаться направить их мысли к смягчению их отношения к войне.

Съезд уже подходил к концу работ, а доклада о войне всё не было. Начались выборы в уездный исполнительный комитет. Эсеры не решились открыто выступать против моей кандидатуры, но им удалось добиться в составе исполнительного комитета большинства своих. Съезд закончил свои работы, а доклада о войне так и не сделали. Тогда я предложил проголосовать предложенную мною во время моего выступления резолюцию о прекращении войны. Председатель было запротестовал, но крестьяне потребовали, и резолюция была принята. Съезд закрылся. Однако резолюцию эсеры в протокол съезда не включили.

Председателем уездного комитета выбрали эсера, учителя Самойлова. Я же с большой дракой едва был проведён заместителем председателя. Большинство эсеров в комитете не хотело допустить меня даже в президиум комитета.

Эсеры учли уроки моей работы среди крестьян и мобилизовали по уездам целую армию своих инструкторов. Мы не могли им противопоставить наших сил: слишком были бедны людьми. Поэтому эсеры, не нарушая того, что я проделал в уезде, подготовили в течение месяца второй съезд, подобрав более зажиточных делегатов, и на втором съезде после упорной борьбы им удалось вышибить меня из исполнительного комитета. Однако, ожидая, что эсеры поведут против меня атаку, комитет подбросил мне на помощь большевика студента Жукова, которого во время съезда я увязал с крестьянами. Эсеры день и ночь проводили в общежитии делегатов, обрабатывая крестьян. При выборах кроме меня крестьяне выставили и Жукова в качестве беспартийного. Эсеры Жукова не знали и удивились, откуда он появился, но сделать ничего во время выборов было нельзя. Мне при голосовании не хватало одного голоса, и я был провален, но зато прошёл Жуков. После выборов он заявил, что он является представителем от большевиков. Эсеры бесились.

— Вот, сволочи, одного вышибли, так они другого пропихнули.

Так закончилась моя крестьянская деятельность. Я пошёл в комитет по эвакуации каторжан и ссыльных. Там Проминский с Магдюком дали мне денег на лечение. В Комитете я получил открепление и путёвку во Владивосток, куда настойчиво требовали работников.

По питерским газетам чувствовалось, что Временное правительство нервничает… февральские ветерки начинают крепчать. Сквозь их шумы уже слышались грозные гулы: «За власть советов!»

Я мчался в поезде опять кругом старика Байкала.

Лежишь и не колышешься старый, с недоумением смотришь, куда я так бешено и радостно мчусь. Туда… далеко, старик, на борьбу… За власть советов!